Энн Ветемаа - Сребропряхи

Мати представил себе скромное спокойное лицо, серьезные добрые глаза. Марет излучает тепло и верность. И ощущение домашности. Потому-то Мати и позволил ей проникнуть так глубоко в свое «я», глубже, чем кому-либо из прежних женщин. Как это Вероника сказала? «Тихая, чуть теплая водичка, такая не брыкнет…» Это было скверно сказано. Как она посмела это сказать!.. Э, да чего можно ждать от такой, как Вероника, она только и добивается, чтобы ты проявил слабость, а потом ею воспользуется. Ясное дело!

Да, но Вероника останется с носом. Получение роли только приблизит начало совместной жизни с Марет, с ней заключат договор, они смогут присмотреть мебель.

И все же в сердце Мати притаилось неясное сомнение. Он решил разыскать Марет.

В гостинице Мати не нашел ее. В этот день он нигде ее не встретил, хотя у Марет был выходной.

Бывают же на белом свете чудеса — плотник Яан Сокуметс, тучный человек лет шестидесяти, мастак в своем деле, занаряженный председателем местного колхоза в помощь киношникам, заблистал прямо-таки как звезда. И вовсе не в качестве плотника. Когда Мадис увидел этого мужика с плутовато-простодушным взглядом, занятого выдергиванием гвоздей, он встал как вкопанный. Подобные стойки почти всегда означали, что сейчас что-то произойдет. И произошло. Несчастного упирающегося Сокуметса, не мешкая, поволокли к гримерам и костюмерам, и те принялись виться вокруг него. Сперва Сокуметса хотели испробовать в конюхах. На карточку сняться он был не против, только грим накладывать никак не давался.

— Вздеть — вздену чего хошь, — непреклонно заявил он возле замка Сангасте, — но рожу свою марать я вам ни за какие деньги не дозволю. Не дозволю, и шабаш! — хитроумно возведенный навес у подъезда к замку усилил его категорический отказ до такой громогласности, что Хелле, которая случайно оказалась в самом центре вестибюля, где была превосходная акустика, с испуга выронила стаканчик с мороженым.

А когда гримеры затеяли с Яаном свару, он и вовсе скинул с себя киношмотки.

— Домой пойду, и шабаш! — Но эти шмотки здорово шли Яану Сокуметсу, словно он сроду их носил. Да и самому Яану они пришлись по вкусу, он и так и этак вертелся перед зеркалом и довольно ухмылялся. Больше всего ему приглянулась шляпенка с зеленым пером. — Может, продашь? — обратился он к Мадису, который, как рассвирепевший индюк, аж шея красная, прибежал на вопли гримеров. — Я бы купил. Сурьезно! — при этом взгляд Яана выражал такое откровенное простодушие, что Мадис не заорал, только вылупился на него, склонив голову набок, словно разглядывая какую-то диковинку, а потом захохотал. — Ну чего ржешь-то, ты вроде бы уж в годах! — обиделся Яан. Взгляд его становился все более простодушным, но в нем словно блеснул огонек. Уголок рта дрогнул («Я тоже не вчерашний день на свет родился», — могла выражать эта ужимка, могла, но вовсе не обязательно должна была выражать), и Яан еще более твердо заверил, что личность свою изгваздать не дозволит. Он человек женатый, двоих детей имеет, он не какой-нибудь стрекулист.

Мадис взял его за пуговицу и отвел в сторонку, и вот двое низкорослых, но кряжистых мужиков уселись на бревнышки и принялись о чем-то калякать. Яан узнал, что на снимке он таким не останется; ежели грим не положат, вот тогда-то Яан меж других артистов и будет, курам на смех, вроде упокойника, потому что светофильтры, и объективы, и ультракрасный, и… и так далее. Видать, разговор Мадиса был в достаточной степени веский, потому что Яан поплелся назад к гримерам. И от костюмеров он получил добавок к одежке, так как конюх Сокуметс во время сидения на бревнышках был произведен в старшие кучера. Итак, актеру из Пярнуского театра пришлось скидывать свой кафтан — нередко ведь возвышение одного означает понижение другого. Прежнего старшего кучера разжаловали в конюхи, на что тот гордо вскинул голову и объявил, что он, будучи профессиональным художником сцены, не намерен тягаться с сельской самодеятельностью. Но Яан успокоил художника сцены. Пускай тот зря не тревожится, им спорить не о чем. И насчет себя добавил, что самодеятельностью сроду не грешил, а пользительной деятельностью в молодые годы занимался, в кооперации участвовал, когда в Локута маслозавод строить собирались, небось художник сцены слыхал об этом, он ведь человек образованный.

Яану дали брошюрку, которая называлась сценарием. Строчки, что Яану предстояло заучить, были в ней подчеркнуты красным. Но поскольку очков у него с собой не оказалось, Рейн сам прочитал ему эти слова, даже три раза прочитал. Яан слушал-слушал, потом сказал, что хватит, и отошел в сторонку обдумать свою первую роль. Слов-то этих не так уж много…