Эльмира Нетесова - Я обязательно вернусь

— Никак не могли мы понять тебя с твоим бегством, с деревней. Горе случилось у многих, никто из рыбаков не сбежал с судна. Все вернулись в команды, на свои сейнеры. Они давно отошли от случившегося. А ты и сегодня весь издерганный. Хотя пора уже остыть. Сам понимаешь, детей не вернуть, о бабе вовсе не хочу говорить. Но жизнь продолжается. Хватит тебе прокисать над могилами. Пока живы, о жизни думать нужно. Сам знаешь, ни у кого из нас нет гарантий на будущее. Вернемся ли из этой экспедиции живыми, знает только Господь Бог! Будут нас оплакивать или нет, лично мне безразлично. Хочется, чтоб все получилось! Но это мое желание. Услышит ли это судьба? А ты уже о даче побеспокоился. Наивный человек! Сколько лет в море, а так и не врубился, какою случается наша дача, одна на всех… Где мы якорь бросим, когда и в какой акватории? А знаешь, почему тебя ребята из деревни выдернули? — хитровато прищурился капитан.

— Привыкли ко мне, — предположил Прошка.

— Привыкает собака к ошейнику. Мужики сорвали, чтоб не прокис в захолустье, не погубил окончательно свою судьбу и жизнь. Переживали за тебя, как за родного. Даже поехать хотели за тобой, чтоб не засосало в самогонном болоте. Бывало с некоторыми флотскими эдакое наваждение. Ох, и долго их приводили в чувство после тех загулов. Бывало, сорвутся в отпуск к родне, и с концами. Месяца два, а то и три не просыхают. Не могут отличить киль от оверкиля. Шерстью обрастают. Вот тут, посылаем за ними, чтоб к концу отпуска снова на людей похожими стали и не закусывали из одного корыта со свиньями.

— Ну, нет, кэп! Я себя уважать не перестал. Не надирался до визга. Все в пределах нормы. Раком не только средь улицы, в своем дворе никогда не стоял. Пьяным никто не видел. Сам знаешь, не увлекался я этим и меру свою всегда знал.

— Но как тебя уговорили на деревню?

— Особо не уламывали. Привезли посмотреть, приглядеться. А в ту пору сады цвели. Всякое дерево невестой смотрелось. Я ж цветущих садов сколько лет не видел, а тут душа заныла, родное вспомнилось. И вдруг над самой головой соловей запел. Поверишь, я и совсем сдался. Как с человеком, как с мужиком с ним заговорил. А он поет во всю душу. Я его до ночи слушал. И уговорил он меня. Целый месяц их песни успокаивали. Не поверишь, соловьи заново научили смеяться и дышать, видеть вокруг себя людей, общаться с ними. До этого, как глухое полено жил. Спасибо им, мне они не только ту весну, а жизнь возвратили. Потому, остался в Сосновке.

— Я уже и не помню, когда в последний раз живого соловья слышал. Только в электрокартине один поет. Чуть похоже, но ни то… Натуральное, никакая электроника не скопирует. А поехать в отпуск никак не получается. В путину судно не оставишь, да и ремонт всегда под контролем держать надо. Жена с детьми где только не были. В Египте трижды отдыхали, в Греции и Югославии, в Испании и Франции. А возвращаются такие усталые и говорят, что нет на земле места лучше своего дома. Но на следующее лето опять суетятся, куда-то собираются. Смотрю на них, и смешно становится. Если я доживу до старости, когда по трапу на свое судно не смогу подняться, не хуже тебя уеду в деревню, подальше от телевизоров и телефонов, буду карасей в речке ловить, стану слушать соловьев, пить парное молоко, спать на душистом сене и греться на солнышке, рядком со старухами, на завалинке, и вспомню прошлое: свою молодость и море, если оно отпустит меня на отдых, — вздохнул человек.

— Знаешь, Михалыч, я в деревне душой отдохнул. Там даже с детворой дружил. Был там один мальчонка лет шести. Озорной такой, заводила всей своры! Бегал быстрее всех, крапивой по заднице получить боялся. Его за уши чаще всех драли. Взял я его как-то на колени, прижал к себе, а он за шею обнял меня, губенки дрожат. Оказалось, что от обиды плакал, отец их бросил. Мальчонка за это всем взрослым дядькам мстил за свое сиротство. Если он папашку сыщет, тому мало не покажется. Ну, а мне он душу согрел. И все жалел, что ни я его отец. Так вот оно получилось, что со своим сыном я тоже мало общался. Может, и он садился на чужие колени и обижался на меня. Но ведь не вернуть теперь и не исправить. Рад бы был вместо него в могилу лечь, чтоб только он жил. Но и этой замены Бог не даст!

— Тихо, Прохор! У каждого своя судьба! — легла на плечо жесткая рука капитана.

— Скажи, а почему ты не остановился в городе? Ведь у тебя был выбор!

— Раздражало многолюдье, шум, голоса. Я не мог переносить скученность, давку. Всегда бесило, что вот они суетятся, толкаются, орут, а моих уже нет… Я себе не мог найти места. Все было не так и не по-моему. В деревне успокоила тишина. Я открывал окна и всю ночь напролет слушал соловьев. Там по улицам не ходят толпами. Ну, пробежит по ней стая босоногих мальчишек, на том и все. Ну, еще пастух утром выгонит стадо. Так и то я, в это время сплю и ни хрена не слышу. Еще люди там особые, рассказал о Никите, Аннушке и Юльке. Капитан тихо слушал, а потом сказал: