Абд ар-Рахман аш-Шаркави - Феллах

В мечети Хусейна я с толпой молящихся протиснулся к гробнице святого. Люди, стоя на коленях, бормотали молитвы, время от времени они воздевали руки и опускали их на деревянные резные подпорки. Потом все склонялись в низком поклоне, касаясь лбом пола, опять поднимали влажные от слез глаза и простирали руки к небу, горячо и страстно молили святого заступиться за них, делились с ним своими бедами и печалями. Неожиданно мерное бормотание нарушил чей-то требовательный голос, вырвавшийся, как крик отчаяния:

— Аллах! Избавь нас от мучителей! Покарай кровопийц и тиранов! — И, разрыдавшись, мужчина припал к гробнице. Тотчас подошел служитель мечети и, положив руку ему на плечо, попросил подняться, дать возможность подойти к гробнице другим. И так же шепотом объяснил: — И не надо, брат мой, кричать! Аллах и так узнает твои мысли! До него лучше доходят те молитвы, которые произносятся шепотом!

Я осмотрелся. Мечеть была заполнена людьми, пришедшими поклониться святому угоднику, защитнику обиженных и обездоленных. Откуда столько людей, испытывающих нужду в защите святого Хусейна? Неужели всех привело сюда горе? А может, каждый, как и я, принес сюда не только свою личную беду, а обращается с мольбой о защите от имени многих людей — своих близких, соседей, земляков?..

Постояв у гробницы, я стал пробираться к выходу. И вдруг я почувствовал, как кто-то легко и в то же время настойчиво трогает меня за плечо. Я обернулся.

— Что, не узнаете? — спросил меня пожилой мужчина.

— Фархат-бей?!

Да, это был он, родной брат Ризка. Интересно, а этот-то зачем сюда пришел? За что и, главное, на кого может он жаловаться? Вот так прямо и именно об этом я и спросил. Фархат-бей вздохнул и ответил мне с улыбкой, приглаживая заметно поседевшие, но постриженные по последней моде волосы.

— Эх, брат, человеку всегда чего-то не хватает. Кажется, есть все, а все-таки хочется иметь больше. А нашему брату сейчас нигде дороги не дают. Даже здесь, в мечети, бедняки так и давят со всех сторон. Того и гляди ноги оттопчут. Черт его знает, что творится! Как думаешь, может, лучше заплатить, пусть за меня прочитают молитву?

Он попросил меня подождать, а сам, чуть отойдя в сторону, на одном дыхании скороговоркой пробормотал коротенькую молитву. У выхода он сунул в руки служителю бумажку в 25 кыршей, надел туфли и широким жестом показал на свой шикарный автомобиль.

— Поедем! Посидим где-нибудь в центре, в хорошей кофейне.

Я стал отказываться, выискивая предлоги. Но Фархат-бей не оставлял меня в покое до тех пор, пока не взял с меня слова, что сегодня же вечером я обязательно зайду к нему домой. На прощание он вручил мне свою визитную карточку.

Слово надо было держать. И вечером я отправился к Фархат-бею. Фешенебельный квартал Гарден-сити на берегу Нила. Роскошный дом. Из-за дверей квартиры доносились звуки джаза, возбужденные голоса, смех. Я еще раз посмотрел визитную карточку. Нет, все правильно, указан именно этот номер квартиры. Может, я попал не в тот дом? Не мог же Фархат-бей пригласить меня на танцы? Но на дверях квартиры я разглядел табличку с именем Фархат-бея. Это окончательно рассеяло мои сомнения. Что ж, не поворачивать же назад. Я позвонил. Мне открыл сам Фархат. И глазам моим предстало зрелище, которое я никак не ожидал увидеть в каирском доме. В большом зале при дрожащем свете в беспорядке расставленных свечей тряслись, дергались, извивались, подпрыгивали, приседали, раскачивались, вихляли бедрами, закидывали головы, размахивали руками, топали и шаркали под дикое завывание джаза юноши и девушки, будто соревнуясь в достижении высшей степени безумия при исполнении ритуального танца. Время от времени молодые люди подбрасывали в воздух своих партнерш, потом, поймав за руки, протаскивали между ног, отбрасывали на длину вытянутой руки, снова тянули к себе, опрокидывали вниз головой, придерживая за бесстыдно оголяющиеся бедра. Все это проделывалось со скучающим видом, без всякого энтузиазма и вдохновения. Они двигали ногами, руками, головой, даже вихляли бедрами безо всякой страсти, с какой-то болезненной нервозностью, будто какая-то сила заставляла их исполнять эту пляску святого Витта. И смех их был каким-то неестественным, нервным, вымученным. Оказавшись так неожиданно в этом вертепе, я буквально остолбенел и долгое время стоял как вкопанный, не в силах сделать и шага. Что-то подобное я видел разве только в ночных кабаре и погребках Парижа. Теперь, очевидно, мода безумных танцев дошла и до Каира.