Абд ар-Рахман аш-Шаркави - Феллах

— У тебя всегда глаза были на мокром месте, — заметил Абдель-Азим. — Уж я-то знаю. Это твое главное оружие: чуть что — в слезы.

— …а министр, видно, растерялся, начал меня успокаивать. «Не волнуйтесь, — говорит, — ситт [14] Ситт (араб.) — госпожа. . Успокойтесь, ситт». Веришь, сам министр назвал меня «ситт». И несколько раз это повторил. Потом подозвал к себе господина, который был с ним, и говорит ему этак строго-престрого: «Разберитесь во всем как следует. И не откладывайте в долгий ящик. Немедленно разберитесь. А виновные, все, на кого жалуется эта женщина, должны понести наказание, если они нарушают закон!»

— Неужто так и сказал? — воскликнул Абдель-Азим. — Ай да Инсаф, молодчина! Вот тебе и сорока-белобока!

— Сам министр называл меня «ситт Инсаф», а ты — Инсаф, да еще и сорокой обзываешь. Какая ни сорока, а яичко сумела снести — хоть и далеко летала…

Инсаф, довольная своей шуткой, опять засмеялась было, но тут же стала серьезной.

— Министр так и сказал мне: «Успокойтесь, ситт Инсаф, все виновные получат свое». А еще добавил: «Возвращайтесь, ситт Инсаф, в свою деревню и никого не бойтесь. А если что не так, приезжайте снова сюда; не сможете — напишите письмо, достаточно марки на один кырш, и отправьте прямо на мое имя. Мы никому не позволим обижать, тем более угнетать феллахов. Вы правы, ситт Инсаф, сейчас не те времена. Правительство на вашей стороне. В нем по меньшей мере три министра занимаются непосредственно делами феллахов».

Инсаф подробно поведала Абдель-Азиму, как потом ее провели в большой кабинет, усадили в мягкое кресло и даже угостили сладким лимонадом со льдом. Такого она никогда еще в своей жизни не пила. Ей и обыкновенной воды со льдом не приходилось пробовать, а с лимоном, да еще и с сахаром — тем более. Какой-то начальник попросил подробно изложить суть ее жалобы. Он предупредил ее, что вещи, которые она рассказала министру, имеют важное значение, поэтому она должна сообщить все как есть. И если изложенные ею факты подтвердятся, министр строго накажет всех нарушителей закона. А если не подтвердятся и выяснится, что она все это придумала, то ей самой не избежать заслуженной кары.

Она рассказала все, ничего не скрывая. Начальник внимательно ее слушал, то и дело что-то записывая на листке бумаги. Он исписал один лист, другой, третий. А Инсаф все говорила и говорила. Как уполномоченный по проведению аграрной реформы вынудил феллахов подписать задним числом акты об аренде Ризком их земли. Как силой заставил подписать этот документ и ее сына. Как Ризк завладел их двумя федданами плодородной земли. Как взамен хорошей земли им выделили каменистый участок, который вообще невозможно обработать. Как Ризк пытался заставить ее сына называть себя «беем», а когда тот отказался, привязал его веревкой к пальме и избил кнутом… Начальник, который все записывал, услышав эту страшную историю, даже ручку отложил в сторону и стал говорить умные слова о недопустимости насилия, о необходимости уважать человеческое достоинство и права человека, о свободе личности, о социализме, о прогрессе и еще о каких-то важных вещах. При этом он употреблял столько ученых слов, очень многое Инсаф слышала впервые и потому не поняла — сейчас она честно в этом призналась. Инсаф не умолчала и о том, что инспектор по делам кооператива тоже занимается махинациями. Он заставляет крестьян платить за аренду сельскохозяйственных машин, которыми они не пользовались, и в то же время позволяет Ризку брать эти машины бесплатно. Когда Инсаф это рассказывала, начальник почему-то перестал записывать и посоветовал ей вообще не упоминать про инспектора. У Инсаф даже возникло подозрение — не приходится ли их инспектор родственником этому начальнику в Каире. Когда она поинтересовалась, почему она должна молчать о проделках инспектора, начальник заявил ей, что-де она сама не является членом кооператива и поэтому не может разбираться в его делах. Тем более что лично ее, Инсаф, инспектор не обманывал и не обкрадывал. К тому же, если она будет жаловаться сразу на двоих — и на уполномоченного по аграрной реформе, и на инспектора по делам кооператива, — это может показаться кое-кому несколько странным и вызвать подозрение.

— И инспектора, и уполномоченные имеются во всех деревнях Египта, — разъяснил ей начальник, — и везде они делают полезное дело. Не может же так быть, что в одной деревне вдруг сразу оказалось два плохих представителя правительства, которые обманывают феллахов и не выполняют своих служебных обязанностей.