Дмитрий Тростников - Знаменитость

Я в ярости даже пнул ногой стенку кабины. Фанерное сооружение заходило ходуном. Несколько человек, стоявшие в очереди посылать свои бандероли, с осуждением повернули головы в нашу сторону. А оператор-телефонистка прикрикнула:

— Эй, там! Не хулиганить! А то сейчас отключу! Полторы минуты у вас осталось…

Я немного успокоился. Витька на том конце провода тяжело дышал.

— Дошло наконец-то? Чего ради она к тебе в постель прыгнула, и с кем на пару ты в очередь оказался? — заявил я, чувствуя, что сбросил первый заряд злости.

— Ты врешь! — упавшим голосом сопротивлялся Зяблик. — Это ты из ревности!

— Да какая там ревность, — вздохнул я. — Короче, этот Бес нас ищет. И он теперь знает, где Алеша прячется. От Евы. Так что вы там особо не высовывайтесь. И двери никому не открывайте. И все, что надо, соберите. Я прямо сейчас еду к вам — немедленно меняем место. У тебя стало опасно. И куда нам ехать — ума не приложу. Видишь, какое дерьмо случилось только из-за твоего паршивого длинного языка! И стихи у тебя — дерьмо, кончай с этой глупостью, — зачем-то добавил я.

Зяблик, видимо, совсем онемел. Я представил, как он стоит посреди заваленной радиоэлектронным хламом комнаты, придерживая рукой провод старого телефона с треснутым диском, перехваченным лейкопластырем.

— А что ты говоришь про тот магнитофон, я не понял? — наконец спросил он.

— Ты когда его паял, «бычок» там по небрежности оставил — в мастерской потом нашли. И этот хачик разозлился и заявление на меня написал. И теперь мне срок обещан. Вот так ты мне удружил! Если, конечно, ты друг, а не специально подставить меня собирался, — от воспоминания о свалившемся несчастье на меня накатила новая волна холодной злости. Хотя и сам понимал, что перебарщиваю. Впрочем, я привык, что Витька с третьего класса школы всегда был готов стерпеть от меня и не такое. Конечно, когда я наезжал по делу. А сейчас он был кругом виноват.

— Ева только полчаса назад звонила, тобой интересовалась, спрашивала, когда и как ты обратно поедешь, — убито признался начавший прозревать Витька.

— И ты сказал?!.. — опешил я. — Ну, с такими друзьями мне врагов не надо. Ладно, ждите меня и осторожнее там! — велел я. И повесил трубку, не прощаясь.

Когда мы вывалились из душной кабины, присутствовавшие на почте люди смотрели на нас во все глаза. Я пожалел, что кричал так громко, наверное, они все слышали. Но исправить уже ничего было нельзя. Теперь главное было срочно добраться на вокзал, пока еще можно успеть на электричку.

— Тебе пообещали, что посадят, там — в конторе? — спросила вполголоса Старкова, когда мы втиснулись в переполненный автобус, направлявшийся к вокзалу.

Я кивнул. И она прижалась еще крепче, хотя, казалось бы, в набитом телами автобусе и так невозможно быть ближе к женщине.

Маша все-таки удивительно умела понимать. Потому что всю дорогу простояла тихо, как мышка. Не говоря ни слова, только прижимаясь ко мне животом. И изредка «клюя» носом мне в шею — когда нас толкали выходившие на остановках или прорывавшиеся в салон пассажиры.

И только за сто метров до вокзала она потормошила меня, чтобы сказать:

— Смотри, новый радиомагазин открыли!

Действительно, яркими огнями светила вывеска магазина «Электрон», которого раньше я здесь не видел.

В первом же зале этого нового магазина на полке стояли в несколько рядов коробочки с магнитофонной лентой. Причем эти ряды таяли на глазах. Покупатели расхватывали пленку, кто по пять, а кто и по десять бобин. Коробочки были какие-то новые, незнакомые, но это была презренная казанская «Тасма».

— Покупай скорее, пока не разобрали! — подтолкнула меня Старкова.

Но мало того, что это была никудышная «Тасма», так еще и коробочки оказались маленькие. Видимо, по 375 метров — на полчаса записи, целиком концерт на такую не войдет — что я и объяснял Старковой, стоя перед прилавком.

— Зря вы так считаете, молодой человек! — возразил отпускавший пленку продавец. — Это особо тонкая пленка повышенной чувствительности — новая разработка. Потому на небольшую бобину входит уже не триста, а пятьсот метров! Современный технический прогресс дошел и до Казани! — пошутил жизнерадостный продавец. — Так что берите, пока народ не прочухал и все не расхватал…

— Вот, единственное, в чем хоть немного повезло, — пожаловался я Старковой, показывая купленную бобину. — Съездил в Питер, называется!

— И все? А я? — лукаво сощурилась Маша. — Ой! Ты же к родителям обещал вечером зайти рассказать, — вспомнила она.