Дмитрий Тростников - Знаменитость

Алеша слушал так внимательно, что второпях проглотил второе мороженое, едва ли не целиком. Впервые с момента приезда в Одессу он не строил из себя звезду и делового нахала, а просто с пониманием смотрел на этого полного человека, тоже, оказывается, умевшего мечтать.

— И вроде срослось, и я в шаге от того, чтобы осуществить свою мечту с вами — так неужели Лев Рудик чего-то испугается? Будь это даже КГБ?.. — он посмотрел на нас улыбающимися глазами. — Нет, мы будем записывать эти концерты…

— Правильно! — в восторге воскликнул Алеша.

— Но… — сделал паузу Лев Рудик, давая понять, что его маленькую речь перебивать не надо. — В связи с открывшимися обстоятельствами — наши условия меняются. Я не могу заплатить вам такой гонорар сейчас. И вообще не знаю, какой гонорар может из всего этого получиться. Моих денег хватит только-только, чтобы организовать запись и начать распространение… Но потом, когда записи начнут продаваться — я готов заплатить с этих сумм двадцать процентов в качестве гонорара. Но эти деньги появятся не сразу. И вам придется поверить мне на слово…

Растроганный Алеша поднялся со скамейки и обнял подпольного продюсера, который был ниже его на полголовы.

— Мы верим тебе, Лев Рудик!.. Мы понимаем, чем ты рискуешь, и готовы верить тебе на слово!

Ошарашенный Рудик не сразу вывернулся из объятий прослезившегося певца.

— А мы сможем записать то, что сами собирались? — на всякий случай поинтересовался я.

— Конечно! — подтвердил Лев Рудик. — Но главное условие — строжайшая конспирация! Теперь никто не должен знать, что в Одессе тот самый Алеша Козырный. Вы никто — просто парочка отдыхающих! И звать вас — никак…

Правила конспирации Рудик втолковывал нам, пока вел на квартиру. Никаких импровизированных концертов на балконе. Никаких знакомств, особенно в питейных заведениях. Вообще с питьем желательно ограничиться. А если уж совсем приспичит — лучше взять баклажку «красненького» и распить ее вдвоем на квартире при закрытых дверях или на пляже под дружескую беседу. С соседями по квартире задушевных разговоров не вести. И никаких знакомств с женщинами — а если вдруг что-то подвернется — только вымышленные имена и скромность. Инженеры из Новосибирска или счетоводы из Саратова. Хвост не распушать — секретными физиками-ядерщиками или артистами инкогнито не называться ни в коем случае.

Продолжая инструктировать, Рудик завел нас под арку четырехэтажного дома старой постройки. Дом был выстроен квадратом, его стены окружали мощеный внутренний дворик. Уже при входе во дворик чувствовался запах жареной рыбы. А из открытых окон на первом этаже слышалась беспардонная перебранка на южнорусском диалекте.

Сделав заговорщическое лицо, Лев Рудик поведал нам, что до революции это был доходный дом, построенный богатым одесским купцом. Но доход он приносил недолго. Потому что началась революция, гражданская война, интервенция Антанты, анархисты, большевики. Есть легенда, что в какой-то момент на четвертом этаже располагался даже штаб знаменитого Мишки Япончика. Правда, даже старожилы не представляют, в какой квартире или даже в каком крыле квартировал тогда знаменитый одесский налетчик!

— Это все оттуда, из времени ваших песен! Говорят, Мишка Япончик облюбовал в гражданскую этот дом, потому что отсюда несколько удобных путей тайного отхода.

— Где-то я уже слышал про такое. Уходить по крышам, как американские коммунисты с Анджелой Дэвис, — не удержался я от шутки.

Алеша хохотнул в ответ. Рудик не понял нашего специфического юмора, но не смутился.

— Да, один путь действительно лежал по крышам. Там, говорят, можно через весь квартал перескочить. Впрочем, на моей памяти никто не пробовал. Нужды не было, — обстоятельно рассказывал он.

По крутой парадной лестнице мы поднялись на самый верхний — четвертый этаж. Лев Рудик достал связку ключей и открыл сначала массивную, но обшарпанную дверь в большую квартиру. Длинный коридор тянулся на полэтажа и с обеих сторон пестрел разноцветными дверями поменьше: обитыми дермантином, крашенными в светлые и темные тона. Одну из них он тут же открыл и сделал нам приглашающий жест.

— Две отличные комнаты. Удобства, к сожалению, на этаже, зато смотрите, какой балкон есть…

Две небольшие смежные комнатки были заставлены старой мебелью — у стены даже стоял древний «бабушкин» комод. Но все было аккуратно ухожено — в каких-то занавесочках, салфеточках.