Дмитрий Тростников - Знаменитость

Деньги на пышные похороны возникли из другого авторитетного источника. Поговаривали, будто питерская братва выделила из общака огромную сумму на упокой души любимого исполнителя «Мурки» и «Таганки». И такое сумасшедшее количество людей уже выразило намерение побывать на похоронах, что в пору было звать конную милицию, предотвращать эксцессы и давку. Ведь сколько еще людей присоединятся к процессии в последний момент, по зову души, не мог знать никто.

Все эти подробности я узнал буквально за одну минуту утром в день похорон в квартире Василича. Его обширная жилплощадь стала местом прощания с Алешей. По комнатам слонялись какие-то люди: женщины в темных платьях и мужчины в цивильных костюмах. Звучали приглушенные голоса, и выражения лиц у всех были по возможности скорбными. А воздух в помещении мгновенно стал затхлым.

Растерянный Василич с порога вывалил мне все свои страхи, слегка потряхивая щеками. Если кавалькада машин выстроится через весь Невский проспект — что вполне могло случиться — это могут счесть за политическую демонстрацию недовольных. Он бормотал, что сбился со счета: пятьсот человек будет, тысяча или две…

Но уже через секунду я узнал, что среди этих двух тысяч не должно быть только двух людей — меня и Старковой.

— Что здесь делают эти убийцы?! — раздался знакомый голосок с нотками трагической хрипотцы. — Они уже сделали свое дело — загнали Алешку в гроб. Всю кровь высосали. Как они вообще посмели здесь появиться? — из соседней комнаты показалась Ева Томашевская.

Выглядела она безупречно. В узком черном платье, почти в пол (я не разбираюсь в таких вещах, но даже мне было ясно, что это траурный наряд от каких-нибудь французских модельеров). Рыжие пряди волос были забраны назад, причем в заколке поблескивали мелкие драгоценные камни. На пальце у нее посверкивал камень покрупнее.

— Ни стыда ни совести! — продолжала наступать Ева, подбоченясь, как иногда позволяют себе рыночные торговки. — Теперь они заявились сюда поглумиться над семьей покойного, над самыми близкими его людьми!

— Кто эта женщина? — недоуменно спросила Старкова, державшаяся чуть сзади меня.

— Эта женщина, между прочим, вдова покойного! — неожиданно взревела Ева, взяв самую сильную свою ноту.

— Какая вдова? Разве у Алеши была жена? — пожал я плечами, переводя взгляд на Василича.

— Какая жена? — со всхлипом простонала Томашевская — Законная!

С этими словами она откуда-то мгновенно извлекла паспорт и принялась показывать тот разворот, где ставится штамп о вступлении в брак. Такой штамп в ее паспорте виднелся. Причем Ева демонстрировала документ не столько мне, сколько подсовывала его под нос Маше Старковой.

— Этих людей не должно быть на похоронах. Они его погубили, и я не потерплю такого кощунства…

— Разобраться с ними? — предложил угрюмый тип, вышедший из той же комнаты. Я сразу узнал одного из подручных Беса. Дело принимало поганый оборот.

Ева молча, картинно развернулась и пошла обратно в комнату, промокая глаза платком. Бандит, не понимая, что ему делать, двинулся за ней.

— Беса нет, — успел шепнуть мне Василич. — Я бы иначе тебя не позвал.

Но было ясно, что в комнату, где стоял гроб, хозяин квартиры все равно не пустит, невзирая на расположение к нам. Там как раз начиналось прощание с Алешей.

— Его незаурядный талант мог бы открыть новую страницу в культурной истории города на Неве! Недаром партийные руководители внимательно присматривались к творчеству Алексея Даниловича…

Я поразился, узнав Валета, произносившего над гробом эту ложь хорошо поставленным голосом. В руках он держал пышный траурный венок, весь увитый лентами с золотым тиснением. Валет всегда мечтал перескочить из райкома комсомола на любую должностешку в Смольный. Значит, у него получилось? А заодно подтверждался слух, что кто-то из партийных бонз оказался поклонником песен Алеши — Валет сейчас явно выполнял поручение своего начальства.

Впрочем, долго наблюдать это мерзкое зрелище мне не дали. Василич, пользуясь моментом, что мы остались одни, подвинулся ближе и зашептал вполголоса.

— Так вы успели с Алешей записать альбом, о котором ты говорил? Какой-то особенный? — поинтересовался он. — Дашь послушать? — страсть меломана брала свое. — Алешина смерть всех всколыхнула. У него сейчас будет посмертный всплеск популярности. Народ бросится его записи покупать. За несколько дней гору пленок продать можно. А если появится новая, неизвестная прежде запись — ей цены не будет, — со значением намекнул продюсер.