Исабель Альенде - Два слова

В Латинской Америке книга — роскошь, почти что отличительный знак. В парикмахерской меня называют «доктор Альенде» только потому, что всегда видят с книгой под мышкой и думают, будто я адвокат или нечто в этом же роде. Роман в триста страниц в Чили стоит столько, сколько получает в месяц низкооплачиваемый рабочий.

Нет, путь писателя на нашем континенте не усыпан розами, но не стоит отчаиваться, происходят и процессы, радующие душу.

Литература двигалась вперед и в худших обстоятельствах: в тюрьмах политические заключенные писали рассказы на папиросной бумаге, в Центральной Америке на войне четырнадцатилетние солдатики складывали стихи в школьных тетрадях, индейцы пиароа с Амазонки — выжившие, несмотря на геноцид, развернутый против коренного населения этого района, — напечатали легенды на своем родном языке.

В Никарагуа после победы революции за шесть месяцев число неграмотных уменьшилось с 50 до 12 процентов, а на Кубе, где любая книга стоит меньше одного песо, тысячи людей целый день стояли в очереди, чтобы купить «Любовь во время чумы» Гарсиа Маркеса. Очень напоминает фантазии Хулио Кортасара: очередь хронопов за книгами.

Если правда, что на нашем континенте книги доступны лишь меньшинству, правда и то, что здесь писателей уважают гораздо больше, чем в любой другой части света. В глазах соотечественников писатели — что-то вроде шаманов, колдунов или пророков, их считают носителями абсолютной истины, озаренными светом мудрости.

С писателями консультируются по вопросам, ничего общего с литературой не имеющим. Так, Варгаса Льосу призвали расследовать убийство восьми журналистов в поселке Учураккау в Перу, Гарсиа Маркес являлся посредником между президентами центральноамериканских стран, у Артуро Услара Пьетри просили совета по проблемам внешней задолженности и коррупции в Венесуэле. Это возлагает на плечи наших писателей и писательниц большую ответственность.

Латиноамериканские авторы смогли выразить душу своих народов, дали возможность их коллективному голосу, богатому оттенками, сложному и многообразному, прозвучать на весь мир. Сегодня наш роман не пришел в упадок, наша литература не впала в летаргический сон, наши писатели не забыли о славном времени «бума».

Есть вовое поколение, которое продолжает писать с той же силой, что и предшествовавшее. Молодые прекрасно сознают, что процесс творчества — процесс индивидуальный, но литература идет вперед и развивается лишь в той мере, в какой выражает общее, коллективное.

Пафос творчества Исабель Альенде — протест. Она восстает против псевдокультуры с ее бездуховностью, отупляющей пустотой, глубокой безнравственностью и — против элитарного искусства, стремящегося закрыть глаза на окружающую действительность. Она протестует против несовершенства сегодняшнего мира, против несправедливости существующих установлений, против насилия, нищеты, бесправного положения женщин... Она обращается к «среднему» читателю, но по-своему протестует против штампов «среднего» вкуса. Обыденности, серости она противопоставляет чудесный мир воображения, фантазии, эмоциональную раскрепощенность. Альенде своим творчеством прежде всего хочет утвердить нравственные ценности, утрачиваемые сегодня.

— Я верю в определенные принципы и ценности: названные здесь мимоходом, они смогут показаться ужасно тривиальными. Но я верю в них так твердо, что готова стерпеть снисходительные и насмешливые улыбки. Они выражаются словами, от долгого употребления утратившими первоначальный смысл. Но других, чтобы заменить их, нет: любовь, доброта, справедливость...

В наш век оптимизм выглядит наивностью. Вместе с тем уверена, мы можем построить мир, более достойный любви. Думаю, сделать это — наш единственный выход, ведь мы пришли в состояние крайне ненадежного равновесия: стоит раз чихнуть, и все разлетится вдребезги.

Я не рву на себе одежды, не посыпаю голову пеплом, не сгибаюсь под тяжестью черных предчувствий, не принадлежу к числу поддавшихся отчаянию интеллигентов. Отчаяние парализует волю и идет на пользу нашим врагам.

Меня не раз предупреждали, что в литературе иллюзии опасны, не скатиться бы до банальности, не дойти до памфлетов и розовых романчиков. Но я готова бросить вызов литературной позиции мужчин, которые боятся даже крохи сентиментальности — как бомбы — в священном порядке разума и хорошего вкуса. А я не боюсь рисковать...