Бернгард Келлерман - Город Анатоль

— Ты ведь знаешь, где есть нефть, — наивно сказал он.

— Мой договор с Альвенслебеном запрещает мне всякие частные дела, — решительно заявил Жак.

Яскульский только расхохотался.

— Ну, ну, полно! Ты не так глуп… Что такое договор с этими немцами? Твой собственный карман тебе ближе, чем карман немца или… ха-ха-ха! — может быть, дела Франциски? И чего ты притворяешься, Грегор? Я ведь тебя немножко знаю!

Жак ничего больше не ответил. Он начал писать. Но это не произвело на Яскульского ни малейшего впечатления. Он стал перечислять свои недвижимости, а также те суммы, которыми мог располагать немедленно. И только когда Жак оборвал его, он ушел. С тех пор он больше не говорил Жаку «ты».

Баронесса Ипсиланти осыпала Жака упреками, подставляя ему для поцелуя обе щеки. Она прижала его к себе. О, как она его любит! И всё же он не выказал ей полного доверия. А ведь она умеет молчать как могила. Жак поцеловал ей руки и дал слово завтра вечером прийти к ней обедать.

— И вы мне дадите указания?

Жак обещал, чтобы только отделаться от нее.

— Вы должны непременно повлиять на Соню, дорогой мой! — просила она. — Соня теперь вбила себе в голову, что она будет работать в больнице сиделкой. Она просто сводит меня с ума своим упрямством!

Наконец баронесса ушла. Но свою тайну — виноградник Фигдора! — она не выдала. Она торжествующе улыбалась, когда думала об этом. «Бирюза!» Ах ты хитрец этакий!

Приехал из столицы журналист интервьюировать Жака. Жак повез его в лес, к месту, где забила нефть. «Необычайно обаятельный человек!» — писал журналист. Теперь наконец все могли прочесть историю открытия Жака, черным по белому. Всё дело было чрезвычайно просто. Совсем не нужно было видеть сквозь землю на глубину полутораста метров. Чудес в этом мире не бывает. Оказалось, что залежи нефти открыл совсем не Жак Грегор, а по сути дела Маниу. Маниу рыл колодец и однажды утром нашел клейкую темную массу, проступавшую между камнями. В это утро в усадьбу случайно зашел Жак. Он раньше интересовался историей древних огнепоклонников, основавших по преданию город Анатоль, и ему тотчас же пришла в голову мысль о нефти. Маниу не придал большого значения этой находке — «земляной смоле», как он ее называл. Но Жак наполнил клейкой массой бутылку и отправил ее в Берлин для анализа. Его предположение подтвердилось. Тогда началась самая трудная часть работы: заинтересовать этим открытием денежных людей. Но Маниу, охваченный нетерпением, продолжал рыть землю всё глубже и глубже, до тех пор, пока колодец не сгубил его.

— Вы, может быть, не знаете, — сказал Жак в конце интервью, — что у этого человека в последние месяцы его жизни была мания преследования, ему повсюду мерещились демоны и привидения. Если бы я был суеверен, я сказал бы, что это были духи огнепоклонников, которые защищали свою святая святых от осквернения. Может быть, эта мысль вам пригодится?

Разумеется, репортер был бы плохим газетчиком, если бы не ухватился за эту идею. Он прибавил в конце своей заметки: «Но я нисколько не суеверен», — сказал мне в заключение беседы молодой инженер с неотразимо любезной улыбкой».

На «Траяне» рядом с входной дверью появилась теперь черная мраморная доска с золотыми буквами: «Акционерная компания анатолийская нефть. Альвенслебен и К°. Берлин — Нью-Йорк». Доска выглядела весьма внушительно, и Корошек ежедневно с гордостью рассматривал ее. Корошек потирал руки, — теперь он мог быть довольным. «Траян» был полон: заняты все шестнадцать комнат — десять больших и шесть маленьких. Приехал еще этот пожилой инженер Винтер в темных очках, защищавших его глаза от солнца. Корошек уступил ему собственную комнату. Даже каморки служащих пришлось освободить для клиентов. Ежедневно прибывали новые постояльцы. И все они хотели немедленно переговорить с Грегором. Да, точно гиены, почуявшие кости в пустыне, торопились все сюда. И так изо дня в день. Корошек едва успевал писать счета.

Корошек смеялся, но у него были и большие заботы. Новые служащие были плохо подготовлены, и там, куда не достигал глаз Корошека, всё шло кое-как. Корошек бегал по всей гостинице. Лестницы скрипели, двери плохо закрывались. Гости жаловались на мышей, но Корошек был бессилен бороться с мышами. Здание старое, ему больше ста лет. Сколько поколений мышей грызло балки на чердаке! Они прогрызли настоящий лабиринт ходов и теперь бегали ночью по всему дому как им вздумается. А затем — «кабинеты задумчивости»! Он сам знал, что они были в ужасном состоянии. Но он не мог сразу всё переделать. А господа из-за границы привыкли, чтобы всё было из мрамора.