Бернгард Келлерман - Город Анатоль

— С Ксавером Савошем, который постоянно рассказывает еврейские анекдоты?

— Да, с этим самым Ксавером Савошем!

— Ну, он за тебя отомстит! — воскликнул Жак с саркастическим смехом.

Вот и всё, что сказал Жак, выслушав рассказ Рауля. Во всяком случае, Рауль позднее вспоминал только эти слова. Хладнокровие, с каким Жак принял потрясающее известие, дало Раулю Грегору силу пережить эту страшную ночь. Проснувшись утром, он с удивлением увидел, что лежит в постели. Он не помнил, как разделся. Он схватил ужаснейший насморк, но через три дня снова был здоров.

Жизнь в Анатоле ни на секунду не останавливалась. Последние дни из лавочки вдовы Мариам в Кладбищенском переулке непрерывно слышались крики и брань. Голос у вдовы был визгливый, как напильник, и соседи навострили уши. Часто можно было разобрать слова, — бранные слова, весьма нелестные выражения... И в узких дверях лавчонки не видно стало больших глаз дочки Мариам — Розы. Сегодня вечером вдова опять раскричалась. Где-то в доме звякнуло разбитое стекло, потом вдруг всё стало тихо.

А затем соседи увидели, как Роза вышла из дверей. В старом пальто, с иссиня-бледным и мокрым от слез лицом. И в ту же минуту вдова Мариам распахнула окно в верхнем этаже и выбросила на улицу маленький узелок. «Вот твои тряпки, распутница!» — заголосила она. Роза машинально подхватила узелок и что есть духу пустилась бежать вдоль по улице.

С перекосившимся от злобы лицом старуха вопила ей вслед, что самое лучшее для нее отправиться к Барбаре, что она больше не хочет держать в своем доме такую тварь. Разъяренная вдова еще долго осыпала Розу малоприятными для девушки кличками. «Убирайся к своему хахалю!»

А Роза бежала со своим узелком в нефтяной город, к Жаку. Куда же ей еще идти? Слезы ручьями текли по ее лицу. О боже мой! Роза мчалась со всех ног, очутилась на каких-то полуосвещенных улицах, споткнулась в замерзшей колее и сильно зашибла себе щиколотку. Она спросила дорогу у темной фигуры, у которой изо рта шел дым, — фонари проезжавшего автомобиля ослепили Розу, — и, — наконец запыхавшись и выбившись из сил, прибежала к Жаку.

Жак был очень удивлен, но затем прижал ее к груди и поцеловал. Он вытирал слезы на ее щеках, отогревал ее закоченевшие руки, просил ее успокоиться. А она всё еще плакала, хотя чувствовала себя у Жака в безопасности.

О боже мой! Какой позор! Как мать поносила ее перед всеми соседями!

— Успокойся, Роза! — сказал Жак. — Я устрою тебя в «Траяне». А твоя мама не вечно же будет злиться.

Но это еще не всё. О, как она несчастна! Жак еще не всё знает. И она опять зарыдала. Это ведь еще не всё! Боже мой, а Янко как раз уехал! Теперь она разрыдалась так, что не могла вымолвить ни слова. Жак опять гладил ее по волосам, целовал ей мокрые щеки. Нет, нет, она не может ему это сказать! Наконец Жак понял, что Роза беременна, и, поняв это, расхохотался так, что Роза посмотрела на него с испугом. Она подумала, что он смеется над ней. Из ее больших глаз так и текли слезы, ну прямо два родничка!

— Стоит ли из-за этого плакать? — сказал Жак. — Это вполне естественно. Будет ребенок?.. Ну и прекрасно, почему ты относишься к этому так трагически? Янко будет о нем заботиться, а если ты не хочешь ребенка, так для чего существует доктор Воссидло?

Жак вытер ей заплаканное лицо, подарил красивый коричневый кожаный чемодан. Она положила в него свой узелок, и они отправились в «Траян». Жак забежал вперед, сразу же прошел на кухню и переговорил с госпожой Корошек. Жалостливая госпожа Корошек всплакнула, а господин Корошек только покачал головой: «Что за люди! Чуть повздорили — и уже выгоняют дочь на улицу!»

Розе отвели маленькую комнатку в третьем этаже. Пришел истопник и развел в печке огонь, а затем официант принес поднос с ужином, хотя она ничего не заказывала. Роза успокоилась. Какой хороший этот Жак! Глаза ее распухли от слез и болели, но она чувствовала себя хорошо. На рыночной площади стояли четыре новых высоких фонаря, в их ярком свете сновали прохожие; у «Роткеля и Винера» всё было освещено, сквозь зеркальные стекла витрин Роза видела толпившихся в магазине покупателей; по другой стороне площади вытянулся ряд новых сверкающих огнями магазинов.

Здесь всё было совсем не так, как в Кладбищенском переулке, где из окон виднелась только обшарпанная тумба на углу тротуара, у которой останавливались все окрестные собаки. В «Траяне» Роза чувствовала себя в безопасности. Тесная, холодная лавка осталась позади, ее дверь закрылась за Розой, но зато перед ней открывалась другая дверь, и Роза уже заглядывала сквозь щелку: ей казалось, что там перед ней встает огромный светлый мир, и она уже сделала первый шаг. Ведь ей не было еще и восемнадцати лет! И она вытянулась, раскинула руки и покачала бедрами, как будто собралась танцевать. Но в это время постучали в дверь. Вошел Корошек и сказал, что господин Грегор поручил ему спросить, не желает ли она еще чего-нибудь? Она поблагодарила, и Корошек быстро засеменил вниз по лестнице.