Михаил Барщевский - Вокруг меня

— Потом они поменялись?

— Да. То есть нет. Второй трахаться не любил, он заставил меня делать минет.

— А что ты в психушке делала?

— Пришла навестить одного из них.

— Так вы были знакомы?

— Да.

— И что потом?

— Ничего. Один из них, тот, что был в психушке, умер через полгода. От передозы. А второй сидит за убийство. Так им и надо! Бог покарал!

Последние слова она произнесла и с гневом, и с почтением. Во всяком случае, Глеб услышал именно эти чувства.

— А ты что, в Бога веришь?

Она резко повернулась к нему и удивленно спросила:

— А как же? Как же не верить?

Глеб в Бога не верил. То есть допускал, что есть какая-то сверхсила, сверхразум. Теория Дарвина его не устраивала хотя бы в силу оскорбительности лично для него. На философском уровне он исходил из того, что Бога, о котором говорят все религии, быть не может. Иначе, почему те, кто в него верят, живут так жутко? Он, благополучный, в Бога не верил. А обиженные Богом почему-то верили.

— Ну хорошо. Скажи мне, Оля, а почему ты начала работать?

— Я — не Оля. Я Катя. Но если хотите, можете называть меня Олей.

Глеб рассмеялся. То, что он ошибся и эту девчонку звали совсем не так, как его дочь; что он обманулся; что он самоуверенный болван, — все это подняло настроение. Глеб впервые за полчаса испытал к девочке что-то схожее с симпатией.

— Ну, хорошо, скажи мне, Катя, почему ты пошла на улицу?

— Надоело просить у мамы деньги на сигареты!

Глеб ожидал любого ответа, кроме этого. Не исключал и варианта — „Не твое дело“. В любом случае он должен был прозвучать с вызовом. Наверное, самый ожидаемый, самый стандартный, как ему казалось, ответ мог быть: „Все из-за приватизации“. Глеб улыбнулся, У политиков, журналистов и деловых людей всегда и во всем был виноват Чубайс. Не собственная глупость или неудачливость. А шлюшка оказалась честнее, сказала правду.

— Мама знает, чем ты занимаешься?

— Знает — не знает! Давайте к делу перейдем. Мне работать надо.

— Хорошо, ты только ответь.

— Думаю, что не знает. Хотя, может, и догадывается. Ну, так что делать-то будем?

— Давай ничего не будем. Просто поговорим.

— Нет, разговорами я денег не заработаю, а время потрачу.

— Хорошо. Что там, в ассортименте, самое дешевое?

— Минет. Но я вам советую минет с ласками. Это — триста.

— Давай так, я тебе дам двести, как за обычный минет, но делать мы его не будем. Просто поговорим.

Она посмотрела на Глеба с некоторым удивлением. Но только некоторым. „Наверное, считает меня импотентом“, — подумал Глеб.

— Как скажете. Только, пожалуйста, дайте деньги сейчас.

— Да я не убегу.

— Понимаю. Но так принято. Считайте, что такая примета у меня. Вам это должно быть понятно.

— А почему ты считаешь, что для меня важны приметы?

Глеб искренне удивился. Он действительно был суеверен. Во всяком случае, идя на важные переговоры, всегда надевал одни и те же „счастливые“ запонки, входил в комнату, где должна состояться ответственная встреча, с правой ноги…

— Вы — богатый. А богатые всегда боятся, что что-нибудь случится.

— Ну, ладно. Получи, коли ты такая умная, — сдался Глеб и полез за портмоне.

С раздражением обнаружил, что сотенных нет. Достал пятисотрублевку и, держа ее в руках, сказал:

— У меня мельче нет. Давай так, когда мы с тобой отсюда поедем, я разменяю и отдам.

— Хорошо. Только пускай деньги будут у меня. — В голосе Кати прозвучали жесткие нотки.

— Пускай. Я тебе доверяю, — согласился Глеб.

— Так что вы хотели узнать еще?

Глеб задавал вопросы. Она отвечала. Подробно. Без эмоций.

Глеб узнал, что Катя москвичка. Это его удивило: он всегда считал, что придорожные московские проститутки — либо с Украины, либо из Белоруссии.

Оказалось, что Катю и били несколько раз, и насиловали. Не так давно четыре здоровых „лба“ затащили в машину. Она сопротивлялась, кричала. Но никто из прохожих глазом не моргнул. Проходили, отводя взгляд в сторону. Только алкаш, хихикая, крикнул от пивного ларька: „И за меня ее трахните, хлопцы“.

„Лбы“ отвезли Катю на пустырь, долго насиловали, тушили об нее сигареты. Катя показала две круглые ранки на правом плече.

Больше всего Глеба поразило то, как спокойно и даже отрешенно Катя сказала: „Не понимаю, как можно так обращаться с женщиной. Она ведь слабее. Она — будущая мать“.

Катя рассказывала Глебу о том, что чистый средний заработок за день — рублей шестьсот. Платить приходится и милиции, и бандитам. Катя видела между ними разницу. Бандиты, во-первых, брали точно по таксе — тысячу рублей в месяц. Во-вторых, они хоть как-то, но защищали. Например, тех четырех „лбов“ они словили, побили и отобрали все деньги, что нашли. Половину отдали Кате.