Михаил Барщевский - Князи в грязи

Машенька родом была из Челябинска. То, что она привлекательна, понятно стало уже годам к двенадцати. Прохожие оборачивались на улице, старшеклассники в кино приглашали, учитель физкультуры все время старался поддержать то на брусьях, то на канате.

Мама, бухгалтер на заводе, вечно задерганная домашними проблемами и пьющим отчимом, в четырнадцать лет отвела Машу в театр-школу моделей. Несколько месяцев занятий, в основном посвященных постановке красивой походки и манящего поворота головы, ну, плюс, разумеется, умению улыбаться томно и загадочно — и вот Маша готова завоевывать мир! Первый портфолио, где она во всей «боевой раскраске» вполне могла бы сойти за восемнадцатилетнюю проститутку, директор модельной школы отправил в столицу своему приятелю и коллеге по бизнесу. Но предложений не последовало. А Маша-то чуть ли не чемоданы уж собрала…

— Все равно переберусь в Москву, — каждый вечер сообщала Маша маме, а та кивала головой и просила только обычную-то школу не бросать.

Долго ли, коротко, подошли выпускные экзамены. Маша загодя, сразу после умиленных слез на последнем звонке, купила билет на поезд в Москву. Разумеется, в один конец. И естественно, с датой отъезда назавтра после выпускного вечера.

— Ты ведь всю ночь спать не будешь, гулять-то до утра, поди, станете. Как же сразу на поезд-то? — запричитала мама.

— А чтоб праздник не кончался, — объяснила Маша, — чтоб выпускной как проводы отметить.

— Слава богу, не в армию, — вздохнула мама.

— Армия — это на год. А я контрактником буду. За большие деньги, — в юном голосе звучал задор, — пока до генеральши не дослужусь!

— Проституткой станешь, подцепишь что-нибудь. Или того хуже, на наркотики сядешь! Опомнись! Стыдно же! — замахала руками мама.

— Не-е, мам, ты не о том. Если я до сих пор невинность сохранила, то не для того, чтобы под каждого, кто платит, ложиться! Контрактник — это брак по расчету. А при правильном расчете — брак прочный. И долгий.

— А любовь?!

— Что «любовь»? Ты вот по любви и за папу вышла, и за Сашу. Папа через два года к другой умотал, а Саша пьет, как сапожник. Вот она, твоя любовь. Без расчета.

— Саша хороший. Добрый. И не забывай, он тебя на ноги помог поставить. А пьет, потому что жизнь тяжелая. Саша вообще…

— Мам, оставь. Я все понимаю. И ты по любви, и Саша хороший. Но я так не хочу. Я не хочу думать, сколько денег до зарплаты осталось. Не хочу дрожать от страха, что на заводе эти самые копейки еще и задержат. Сокращения бояться не хочу! Я жить хочу, понимаешь, а не существовать!

— Ну, не кипятись, не кипятись!

— Я и не кипячусь. Я — реалист. Я во всех книгах вычитывала, как люди живут. Как надо, чтобы люди жили.

— Ну, в книгах-то распишут…

— Да не в том дело! В них самое важное — способ: люди сами свою жизнь строить должны. А не по накатанной катиться!

— Взрослая! — Мама обняла Машу, потом отстранилась и стала разглядывать, словно не видела дочь каждый день семнадцать лет подряд…

Андрей Петрович Гвоздев был человеком бесспорно талантливым. После Новосибирского института экономики, престижного ВУЗа при Сибирском отделении Академии наук, ему светила стандартная судьба молодого гения — аспирантура, защита. Нищета. С последним Андрей Гвоздев мириться никак не хотел. Шли ранние девяностые, и ему засветил другой путь — в кооперацию. С двумя потенциальными, как и он, лауреатами Нобелевской премии но экономике, Андрей открыл фирму. Начали возить ширпотреб из-за границы. Сначала на себе, потом на наемных челноках, потом цивилизованно, контейнерами. Через два года, накопив прилично денег и разведясь с первой студенческой женой, Андрей предложил друзьям создать банк. Благодаря действительно хорошему образованию, молодости и задору, ребята сколотили на мелкооптовой торговле неплохое состояние. Но дальше заниматься этим было вовсе неинтересно. А вот банк…

— Торговля — сфера арабов и евреев. Мы должны стать либо банкирами, либо промышленниками — что желаете?

Лидер, как всегда, выбрал для мозгового штурма баню. Это было традиционное субботнее «собрание партнеров, а не халявщиков», с той лишь разницей, что ребята собирали деньги с других, а не относили кому-то свои.

— А ничего, что все банкиры как раз евреи? — встрял Костик, вечно ревновавший к Андрееву лидерству.

— Так нет пгоблем, моя бабушка — таки и была наполовину евгейкой, — подражая национальному акценту, попытался умиротворить друзей Ваня.