— С чего же ты взял, что он твой земляк? Россия — большая территория.
Еще не поздно было сказать, что захотелось ее подразнить, но эта игра уже затянула. Им овладел хорошо знакомый, рисковый репортерский азарт.
— Встретились однажды в Москве. Он-то об этом и не догадывается.
Она повела крутым плечом:
— А если и так? Что из того? Не все москвичи — твои земляки. Твои земляки — совсем другие. Такие же выворотни, как ты.
И видя, что он вопросительно смотрит, она терпеливо объяснила:
— Что — никогда не видел в лесу дерева, вырванного из почвы? Вот это дерево и есть выворотень.
«Это она опять — про свое, про эту проклятую межу. Всюду она, никуда не деться. С чего ни начнем, а к ней вернемся».
И с подступившей тоской подумал:
«Только женщина на это способна. После такой сумасшедшей близости, после такой запредельной слитности мгновенно перед тобой — чужая».
— Ну, разболтались, — сказала Ксана. — Ты по ночам статейки пишешь? Привычка такая?
— Нет, я жаворонок, — откликнулся Греков. — Ночью не пишется.
Она кивнула.
— Это — естественно. Ночью — ты по другому делу.
И рассмеялась. Он вслед за ней. Вспомнилась детская игра: «Холодно. Холодно. Теплее». Он вновь к ней придвинулся, и Ксана ответно потянулась, прижалась. Он понял: больше она не злится, и испугался собственной радости.
«Что же нас ждет? Что со мной будет? Отгадки нет и не может быть. Вдруг чудом пересеклись наши жизни, сплелись, как наши руки и ноги, и вот их разделить невозможно».
Он снова приник к ее груди, прикрыл глаза, точно прячась от мыслей, но вскоре почувствовал: посветлело. Он поднял веки. А так и есть — казалось, что кто-то поджег это небо.
— Ксана, ты видишь?
Она помедлила, потом проронила:
— Не слепая.
Прошлепала босиком к окну. Остановилась, глядя на сполохи.
Он спрыгнул с кровати и встал с ней рядом.
— Что это? Далеко отсюда?
— Где ж далеко? В кварталах пяти.
— А что это может гореть, как думаешь?
Она искоса на него взглянула.
— Думаю, это не жилье.
— А что же тогда?
Она усмехнулась.
— Кто его знает? В этом городе возможны разные варианты.
Ему послышалась в Ксанином голосе какая-то странная интонация, но он не сумел ее определить.
Она шепнула:
— Передохнул?
И плотно прильнула к его плечу.
Они стояли у подоконника, нагие, прижавшиеся друг к другу. Лишь в нескольких кварталах от них в чаду догорал обреченный дом, все яростнее пылало небо, и пламя освещало их лица.
Когда он направлялся к киоску, вдруг усмехнулся и подумал: «Быт начинается с традиций. Выразимся попроще — с привычек». Стало быть, у него возникает подобие быта в городе О. Ежедневный ритуал у киоска. И тут же вспомнил, что день — воскресный, киоск, разумеется, закрыт.
Однако киоскер был на месте. Он перелистывал журнал с красавицей на цветной обложке. Женечка Греков поздоровался.
— Я-то решил, что вы отдыхаете совместно с остальным населением.
Светлые слюдяные глаза выразили готовность к подвигу.
— Ну что вы… частное предприятие всегда на посту, не знает отдыха. Как в цирке — сегодня и ежедневно. Не то что пресса. Есть только вчерашние. Возьмете журнальчик «Мари-Клер»?
— Возьму «Мари-Клер». Поддержим коммерцию.
— А новость я вам даром скажу, — пропел заливистый тенорок. — У евреев синагога сгорела.
Он разъяснил, что дом был ветхий, дышал на ладан — и рассмеялся. Сопряжение синагоги с ладаном, видимо, показалось забавным.
Мужчина, который стоял за Грековым, негромко уточнил:
— Там сгорело правое крыло. И терраса. Дайте мне гелиевую ручку.
Греков сказал:
— У вас не соскучишься.
На сей раз память его сработала. Он уже узнал покупателя. Тот самый помятый мужичок с полуседыми куделечками, который попался ему на вокзале в утро прибытия в город О.
Не сговариваясь, они отошли в сторонку.
— Евгений Александрович, здравствуйте, — кивнул мужичок. — Я — майор Сукнов. Обычно говорят: «Лучше поздно…». На этот раз я так не скажу. Поздно может быть только хуже.
— Рад познакомиться, — сказал Греков.
— Викентий Максимович посулил, что вы дадите знать о себе.
— Все верно. В случае необходимости.
— Такая необходимость есть, — мрачно проговорил Сукнов. — Во всяком случае, у меня. Когда возвращаетесь?
— В скором будущем.
— Я не могу вам приказать, но убедительно советую и настоятельно прошу — уехать сегодня же. Не задерживаясь.
«Не обсуждается», — вспомнил Женечка простуженный бас, хотя голос Сукнова был совершенно другого регистра.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу