Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

Однако не только феодалы покушались на жизни и скромное достояние гибчан. В равной мере пагубно сказались на них и венгерские дворянские восстания, и народные мятежи — подавлявшие их императорские наемники отбирали все, что ни попадалось на глаза, увечили мужчин, насиловали женщин. В кровопролитные годы семнадцатого столетия прежние привилегии не только не защитили гибчан, а напротив, возможно, и навредили им. Как никогда дотоле, им приходилось выручать друг друга, держаться плечом к плечу — и в добрую и в лихую годину. А число их меж тем умножалось. Кроме большинства словаков, а позже немногих немцев, гибчанами стали и мадьяры и несколько поляков, евреев и немало побелогорских чехов [64] «…побелогорских чехов» — После поражения в битве у Белой Горы (1620 г.) чешских сословий, восставших против Габсбургов, чешские земли полностью лишились независимости, и часть населения бежала в соседние словацкие области на территорию Венгерского королевства. И. Богданова . . Все они сплотились воедино в замкнутую, хотя и открытую для мира, общину. Так позже пережили они Гуманизм и Возрождение, Реформацию и Контрреформацию. После подавления восстания Тёкёли [65] Восстание Тёкёли — антигабсбургское восстание 4678–1685 гг. под руководством графа Имре Тёкёя (Тёкёли), в процессе которого удалось временно освободить северо-восточные области Венгерского королевства, включая словацкую территорию. И. Богданова . в недолгие часы мира гибчане снова обрели силу, и до восстания Ракоци [66] Стр. 172. Восстание Ракоци — антигабсбургская война 1703–1711 гг. под руководством крупного венгерского феодала Ференца II Ракоци, поддержанная, в частности, словацким населением Верхней Венгрии. И. Богданова . , согласно вновь составленному в году 1702 урбарию, в Гибах проживало около 120 семейств, то бишь примерно 700 человек. Гибчане держали тогда 110 лошадей, 258 волов, 301 корову и 540 овец. Двадцатью годами позже гибчане вновь добились своего права варить пиво и гнать горячительные напитки. Однако коморник [67] Чиновник, ведающий финансами и сбором податей. Томаш Фейя настаивал, дабы горожане и в дальнейшем покупали и продавали в разлив господское вино и палинку. В XVIII столетии, кроме повинностей по отношению к градскому панству, у гибчан появились новые — государственные. Так, им пришлось выстроить дом для постоя офицеров, но при этом не забыли они и про себя: разрушенную молельню корысти своей ради перестроили в трактир. На просторном постоялом дворе часто останавливались, странствуя через Гибе по старой торговой дороге, словацкие и иноземные купцы и возничий. Здесь жители местечка узнавали от путников самые последние новости со всего края, со всего света. Здесь встречались горожане за палинкой, а то посиживали за столами и без нее, вершили сделки, обмывали выигранные тяжбы и учились говорить, даже витийствовать принародно о том, что их особо мучило. И возможно, именно в этом трактире была составлена и старой почтой в году 1742 отослана магистрату жалоба гибчан на тогдашнюю правовую зыбкость и своеволие феодальной власти.

Достославный магистрат, паны-государи, к нам, людям скудным, добросердные и милостивые.

Понеже местечко наше Гибе доселе при вельможном бароне Матиаше Острожите, равно как и при высокопросвещенном князе Лихтенштейне, согласно урбарию (коего пункты и извлечения про славный комитет в букве А униженно приводим:), надлежащие работы и повинности в пользу славного панства выполнило, не понеся ущерба, то их светлостям ведомо будет хорошо; однако ж ныне, особливо с лета 1733-го, оно приходит в оскудение и разорение, так что уже и милостивые паны наши службами надлежащими едва довольствоваться могут.

А тому первейшая причина, что сверх урбария работным людям при славном панстве градском многие службы выполнять велено, с великим уроном здоровью, скоту и хозяйству, к чему судейство чрез господ офицеров великое принуждение безо всякого милосердия чинит. Сие из ниже приводимых пунктов достаточно явствует:

Годовые поборы в 671 флор, и крейцаров 55 исправно вносим, притом, однако, ко многим повинностям насильно принуждены бываем, как будет означено далее.

Древ еловых из-под Кривавя, равно как прочей древесины, во множестве в замок возить учинено, из коего некоторые на пилу панскую в верховьях Леготы опять же нам перевозить; иные на хранение для дома пана чиновника, а прочие — на торжище.

При возведении большой императорской пилы в верховьях Леготы многие и долгие труды нам насильственно учинили — особливо земляного рытья. Скудная плата за малостью своей одному пропитанию и то способствовать не могла.