Петер Ярош - Тысячелетняя пчела

— А каков твой совет? — посерьезнел Валент. — Уж не хочешь ли ты прикончить соседей, кто побогаче, и присвоить их достояние?

— Пускай поделятся с теми, у которых нет ничего или почти ничего. Нужно дать всем возможность жить!

— Тогда и ты поделись с первым же христарадником, что придет к тебе за подаянием!

— Я голь перекатная!

— Это говорят все, у кого что-то есть. И ты святоша, и ты лицемер!

Словно захмелев, Само вдруг дико завертелся, засмеялся. Он протягивал свои мозолистые ладони брату, поплевывал на них и знай вертелся, смеялся, распевая меж тем что ни попадя. Валент сновал вокруг брата, пытался ухватить его за вытянутые руки и прекратить эти подскоки и верчение, но Само все увиливал от него. Неожиданно он остановился сам — перестал смеяться, на мозоли поплевывать.

— Ты меня жутко напугал! — вскричал Валент. — Потешаешься надо мной или правда спятил?

— И то и другое! — сказал Само. — Мне и смешно стало, и жалко самого себя. Ты мой брат, а понятия не имеешь, что я делаю, как живу. Даже не веришь, когда про это рассказываю. Как же тогда поверит фабрикант, у которого я требую большого жалованья?! Разве он укоротит мне рабочий день? Высмеет, да и все! Или жандармов на меня нашлет… А мне работать все равно надо — не работай я, все помрем с голоду. В два ночи встаю. Завтракую куском пустого хлеба, запиваю глотком палинки. С полтретьего до пяти кошу свое жалкое поле. В шесть, едва повезло найти работу, заступаю каменщиком. Полдничаю в десять каким-нибудь хлебовом, а потом кладу кирпичи до двух дня. Обед! А каков он, обед? Обыкновенно — картошка с молоком, редко когда кусок мяса или сала, а уж колбаса того реже. В четыре дня кончаю смену и сразу же — опять в поле. Кошу, ворошу, а вечером задаю корм скотине. К восьми только дух перевожу, ужинаю чем бог послал и — на боковую. Некогда ни почитать, ни порисовать, ни повырезать, в два-то часа опять подыматься!..

— Ты так все изображаешь, брат, будто принял на себя все мирские печали! — засмеялся Валент.

— Смеяться нечего! А то поменяйся со мной хотя бы на полгода!

— Что ж! Выжили наши, не пропаду и я!

— Это ты сейчас так говоришь!

— Вырастил же нас отец?

— Сам знаешь как! Не мог сладить с нуждой, так на бога возроптал. Да ничего не изменилось: нищим был, им и остался, разве что сделался к нищете равнодушен, а я как раз этого и не хочу!

— Чего же ты, собственно, хочешь?

— Прежде всего — разнести этот мир! — стукнул Само тяжелым кулаком в стол.

— Мир разнести тебе захотелось?! — взъярился Валент. — Крушить захотелось? А почему? Лишь потому, что ты не богат? А кто же после тебя все восстановит? Гордишься, что ты член социал-демократической партии Венгрии. Но был бы ты последователен, так не стал бы ее членом, ибо не можешь согласиться полностью с ее программой. Отчего твоя хваленая партия не отстаивает и национальные права народов Венгрии? Ты же с этим н согласен! А разве ты заодно с этими мадьярскими «патриотами»? Они же готовы утопить в ложке воды всякого, кто ныне, в году тысяча девятьсот четвертом, не считает себя мадьяром!

— Я не согласен с ними, ясное дело!

— А будто твои мадьярские соратники по партии придерживаются иных национальных принципов!

— Ты только наполовину прав! — сказал Само серьезно. — Есть в партии и такие, о которых ты говоришь, — я не с ними. Но большинство мадьяр в партии не таковы. Большинство за то, чтобы всем народам Венгрии были предоставлены одинаковые национальные права. Именно потому в нашей партии, кроме мадьяр, есть и словаки, и румыны, и словенцы, и хорваты, и многие другие. Лишь объединившись, мы заставим венгерские власти признать всеобщее избирательное право. И воля народа должна стать законом! Избирательное право нужно народу уже сейчас, чтобы он мог выбрать таких депутатов и такое правительство, которое дало бы ему хлеб, национальные права, восьмичасовой рабочий день, повысило бы низкую заработную плату. А кто за все это последовательно борется? Одни мы, социал-демократы! Мы знаем: национальная идея неразрывно связана с идеей социализма, который по природе своей полностью исключает господство одного народа над другим. Более столетия священники и учителя боролись за наши национальные права [91] Стр. 258. «Более столетия священники и учителя боролись за наши национальные права…» — интеллигенция, возглавившая и представлявшая с конца XVIII в. словацкое национально-освободительное движение, в основном состояла из лиц духовного звания (школы также относились к церковным приходам), поскольку теологическое образование было наиболее доступно для представителей угнетенных народов, выходцев из демократических слоев. И. Богданова . , да так почти ничего и не добились. Одиночки! Пеклись о нации, о народе, но о нем-то как раз и забывали. Вот и остались одинокими! Все надо делать по-другому! Надо поднять народ!