Джулиан Брэнстон - Вечные поиски

Камеристка Кара увидела, что ее госпожа ждет, повернувшись в кресле, и смотрит на нее ровным взглядом.

– Ваша светлость…

– Что случилось, Кара?

– Император…

– Да. – Но она поторопилась. Камеристка сглотнула и продолжала:

– Император скончался.

Мгновение перегорело в пустоту.

Еще один умер, беспомощно подумала она. Почему они умирают? Назло? Что они оставляют после себя, когда с такой последовательностью покидают нас?

– Ваша светлость! – сказала Клара. Ее госпожа отступала в пустоту.

Герцогиня проследила направление взгляда своей камеристки, обернулась, обнаружила, что ее перо невольно дернулось, и черные капли покрыли пятнами бумагу и поверхность стола. Осторожно она положила перо на край промокательной бумаги, ее рука тоже была запачкана. Но вдруг новое непроизвольное движение – и содержимое чернильницы слоновой кости выплеснулось через край, и она без всякого интереса начала следить, как лужица растекается по столу. Кара бросилась вытереть чернила, испуганно прижимая свой фартучек, тревожно поглядывая на госпожу.

– Надо отслужить заупокойную, ваша светлость.

– Зачем? – сказала герцогиня.

Кара растерянно уставилась на нее. А, да, подумала герцогиня, я должна соблюдать долг и положенные обряды.

– В часовне, – сказала она. – Присмотри, чтобы наш священник пришел вовремя. Потребуются свечи и цветы. – На последнем слове она запнулась. Цветы и мертвый император. Ее ожгла эта мысль. Я не пожертвую самым чахлым придорожным цветком ради этого наконец умершего императора! Ни единым пучочком душистой зелени с огорода для этой туши. Ни даже стеблем самого жалкого сорняка из-за смерти этого извращенного ханжи, чудовища… Ее сознание затопили проклятия. Она ничего не видела перед собой… Камеристка прервала молчание:

– Простите, ваша светлость, но безопасно ли отправиться ко двору?

Никогда, шепнул ее рассудок. Сын унаследует. Еще один Филипп.

– Мы в безопасности, не беспокойся, – сказала она. Странно! Строгое соблюдение условностей спасло камеристку от кипящей в ней ненависти.

– Да, ваша светлость, но посетить двор?

Тут она поняла, что камеристку и всех остальных слуг это известие привело в радостное волнение. Оно было поводом для праздника, как весна. Колокольный звон приветствует нового императора, труп старого увозят на кладбище. Она поняла, что ее несгибаемая решимость никогда больше не видеть лицо императора – убийцы ее мужа – ввергла ее домочадцев в беспомощное уныние. Они уверовали в опалу и уверовали, что причина не ее гнев на императора, но его гнев на нее.

– Кара, я сильно изменилась после смерти моего мужа?

Камеристка смяла фартучек. Она никак не хотела, чтобы ей был задан этот вопрос. Пауза затягивалась, Кара отводила глаза от своей госпожи.

– Твой ответ будет мне одолжением, Кара, – сказала герцогиня, подкрепленная недавним открытием, – и каким бы он ни был, я не рассержусь.

– Это из-за смерти господина, – сказала камеристка.

– Да, тут причина изменений моего поведения, – сказала она ровным тоном, – но каковы следствия?

– Вы так радовались жизни, ваша светлость. – Начав говорить, камеристка осмелела. – И как будто теперь прячете свои чувства. Вы недостижимы.

– Недостижима? – Для чего, подумала герцогиня, когда каждый день меня раздавливает? – Благодарю тебя, Кара, – произнес ровный голос вне ее сознания. Голос отсылал камеристку. Он сохраняет контроль, подумала она. Но ее камеристка еще не договорила и, повернувшись к двери, сказала напоследок:

– Его смерть была почетной, ваша светлость. Он был великий воин.

Камеристка ушла. Теперь она была одна, а дом, оживившийся из-за открывшихся возможностей новой эры, начинал праздновать.

Ее сотрясло рыдание. Она застыла в ужасе, прижимая ко рту кружевной платок. Еще один припадок душевной муки. Он вырвался из ее подчинения, и она услышала пронзительный стон, бунт горя, вопреки усилиям подавить его. Только не так. Она принуждала себя: я не подчинюсь, это мои чувства, я владею ими. Ее дыхание стало ровнее, а новое решение – тверже.

Внутри ее спальни, обширной комнаты с чуланчиком для мытья и другим чуланчиком для платьев, – уголок, которого не обнаружила даже ее камеристка. Дорожный плащ, завязанный в узел. Он хранил напоминания о смерти ее мужа.

Смерть. Даже само слово колоссально. Она вспомнила завершающие комья земли, сыплющиеся на отвечающий эхом гроб, узкое ложе между отвесных стен.