Джулиан Брэнстон - Вечные поиски

Надзиратель, жевавший за чтением изюм, немедленно встал и сказал раздраженно:

– Пора тебе покинуть это заведение, старик. Бог потратил на тебя достаточно времени, и к этому сроку ты должен быть закончен.

– Заключенный потребовал, чтобы мы вернули его коня и доспехи, – сказал стражник.

– Не глупи, – сказал Надзиратель. – Его коня и доспехов у нас нет. И перестань называть его заключенным, он гость.

– Если сеньор, – сказал стражник, – старик он там или заключенный, тут гость, значит, согласно правилам, кто-то должен платить за его стол и кров.

– Нет, это уж слишком! – сказал Надзиратель. – Спорить по таким пустякам. Ну хорошо, в таком случае он мой гость, и за его стол и кров буду платить я.

– Следовательно, – сказал стражник, – нам всю плату следует получать от вас.

– А-ах! – вздохнул Надзиратель. – Моя жизнь – это пытка глупыми мелочами. Да, да, можешь получить плату от меня в конце месяца.

– Это самое вы сказали в прошлом месяце, и в позапрошлом, и в позапозапрошлом. Из чего выходит, что такого длинного месяца свет еще не видывал.

– Как, уже подошел этот срок! – сказал Надзиратель. – Ну, так Бога ради, в следующий раз напомни мне пораньше. Итак, старик, – продолжал он, – ты, бесспорно, пробыл весь положенный ребенку срок в этих дружеских стенах, и теперь, как завершенное создание Высочайшего, ты попросил разрешения отправиться в широкий мир. Давно, давно пора! Но здесь, в этом Промежуточном Доме, на этом мосту между Юдолью Скорби и Царством Вечного Блаженства, мы наблюдали все, что только можно наблюдать в человеческих типах и характерах. И хотя долг этого заведения завершить человека, прежде чем позволить ему вступить в равнодушный и беззаконный мир, мы, в том, что касается тебя, должны довериться длительным приготовлениям, которыми ты занимался здесь, наилучшим, дабы усладиться богатой и полезной жизнью. Когда ты покинешь эти стены и достигнешь следующего холма, ты родишься у своей матери и будешь взращен, как благочестивый католик, в великой стране, управляемой самым прославленным католическим монархом в истории. Течение твоей жизни будет впредь зависеть от твоего характера и приготовлений, которые ты успел сделать здесь, в Доме, именуемом «Чистилище».

– Сеньор, – сказал стражник, – следует указать, что заключенный проявлял много признаков помешательства.

– Это, – сказал Надзиратель, похихикивая, – ему в самый раз, учитывая место, где он будет рожден.

– Но, сеньор, – сказал стражник, – цель этого заведения – излечивать помешательства тех, кто в нем находится, прежде чем разрешить им войти в соприкосновение с миром снаружи.

– Если ты подразумеваешь, – сказал старик, – что состояние безумия – всего лишь возмущение души против грехов тела, то мне это видится именно так. И чтобы обеспечить путь моей жизни достойным концом, я отправлюсь на поиски Святого Грааля.

– Вот видишь, – сказал Надзиратель стражнику, – он уже выбрал достойное занятие, которое обеспечит ему духовный успех.

– На мой взгляд, – сказал стражник, – заключенному может прийтись в мире очень туго, ведь век странствующих рыцарей и поиски, в которые они отправлялись, кончился давным-давно.

– Каждому веку, – сказал старик, – требуются доблесть и мужество.

– Хорошо сказано, – согласился Надзиратель, – а потому убери с лица неодобрительное выражение, – приказал он стражнику, – а не то я умою твою рожу своими руками. Ну а теперь разреши нам, – обернулся он к старику, – сопроводить тебя до твоего исходного места, и да пребудет с тобой всегда Милосердие Господне.

И старик, попрощавшись с Надзирателем, был выпущен из приюта.

В первый день своего путешествия он ближе к вечеру оказался на широкой и пустынной равнине, пролегавшей между приютом и новой столицей, где, пока неведомо для него, ему предстояло испытать значительнейшую часть его приключений. Равнина выглядела жутковато безжизненной. Нигде не раздавалось ни звука, не было слышно криков птиц, обитателей кустов и папоротников, и на много миль вокруг не было видно ни единого селения.

Старик заключил, что это Богом забытое место должно быть Пустырем, возникшим из-за преступления, которое совершил самый злополучный рыцарь за всю историю рыцарства, Балин Проклятый, ранивший короля Пеллеса, потомка Иосифа Аримафейского и хранителя Святого Грааля, тем самым копьем, которое пронзило бок Иисуса, когда его распинали.

– Такое кощунственное надругательство над священной реликвией, – сказал старик, – не могло не спустить с цепи смерть и бедствия. А я тут без надлежащего рыцарского вооружения и прочих принадлежностей, и кто знает, какой бес или демон владеет этим местом.