Эндрю Грир - Исповедь Макса Тиволи

— Доброе утро, малышка, — шептал я.

— Ах, Биби!

Я вполне мирное чудовище: отнимаю у мира его любимиц. Его прелестных маленьких девочек.

С годами изменялась и мама. Завела знакомства, научилась быть любимой, и я не мог упрекнуть ее за использование привилегий. То и дело приходили мужчины: банкир, владелец салона с позолоченной тростью и ртом, полным пломб из вулканизированной резины, актер в парике. Они не были плохими, но и надолго не оставались. Вместо того чтобы посвятить себя мужчинам, один из которых так безжалостно бросил ее, мама посвятила себя дочери. Мина стала для нее смыслом жизни. Денег не было, и мама начала работать.

Сначала ей удавалось хранить в тайне свое занятие. Женщинам из порядочных семей не пристало трудиться, и мама выбрала карьеру в довольно необычной области. Ее клиенты обычно приходили, когда я был на работе, а Мина на очередном уроке танцев, однако сохранить тайну в Сан-Франциско невозможно. Первым звонком послужили оброненные в парадном холле перья, какие можно было увидеть только на очень дорогих шляпах, которыми не могли обладать мамины привычные гостьи. Затем как-то утром в дверь постучала очень странная женщина, сказавшая, что у нее назначена встреча.

— С кем?

— С мадам Тиволи, — ответила облаченная в дорогие меха незнакомка.

— Мадам… — эхом повторил я.

А мама уже спешила к дверям.

— Вы слишком рано, слишком!

И мигом избавилась от женщины. Потом вернулась в гостиную, где я поговорил с матерью начистоту.

— Мама, что происходит?

— Ничего, медвежонок.

— Расскажи мне, — потребовал я на правах главы семейства.

Она рассказала. Подчеркнуто ровным голосом, за которым всегда скрывается невыразимая ярость. Мама четко объяснила, почему богатая женщина загадочно возникла на пороге и почему еще одна придет днем. Отчеканив это, мама вручила мне свою визитную карточку как доказательство и произнесла:

— И больше никогда не говори со мной таким тоном. Я не желаю слышать, что ты смущен, расстроен или стыдишься. Тебя это не касается. Это ради Мины. Отнеси чашку в кухню и разбуди сестру, иначе она будет ворчать весь день.

Мама села на краешек стула, будто по сей день носила турнюр; женщин ее поколения с раннего детства учили так сидеть, она не замечала своей привычки и даже не подозревала, что эта древняя поза являла собой квинтэссенцию красоты. Сегодня все женщины, привыкшие сидеть в таких позах, мертвы.

Ее визитная карточка все прояснила, невероятная и простая, как электрический свет: «Мадам Флора Тиволи, ясновидящая». После долгих лет попыток вернуть прошлое — пропавшего мужа, утраченную юность, растущего в обратном направлении сына — сейчас, ради своей любимой, прелестной, нормальной девочки, мама стала зарабатывать деньги, вызывая духов будущего.

А мы с Хьюго сдружились еще сильнее и развлекались по-своему. Мы были молодыми мужчинами, как бы я ни выглядел, и жили вблизи от одного из самых непристойных и веселых местечек в мире: Пиратского берега Сан-Франциско. Оно располагалось к востоку от Китайского квартала, там, где раньше была старая городская площадь, неподалеку от причала, так, чтобы моряки могли выбраться из лодок, потратить все свои деньги на выпивку и проституток, а на рассвете снова забраться на свои суденышки. В таких заведениях бармены готовы заплатить двадцать фунтов любому мужчине, если тот увидит, что на официантке трусы. Родители с детства предостерегали нас от сего злачного места, церковные проповедники тихо бормотали о царящем там разврате, а местное начальство неустанно вводило комендантский час, чтобы уберечь неокрепшие умы от тлетворного влияния. Разумеется, мы отправились туда, как только смогли.

Первые несколько походов на побережье обернулись для нас невинными развлечениями. Мы были юными простофилями, и когда красивая официантка предложила нам отправиться к ней домой и подождать, пока она не придет с работы, мы радостно согласились.

— Могу ли я верить вам, господа? — спросила она, покусывая накрашенные губки, и мы наивно кивнули. — Но не могу же я отдать незнакомым людям ключ… Что вы оставите мне в залог?

Мы предложили небольшую сумму денег, в итоге сошлись на двадцати долларах. Девушка с милой улыбкой бросила на стол ключ и прошептала адрес. В два часа ночи мы с Хьюго шагали к заветному дому, пьяные и веселые. К половине третьего мы уже были трезвыми и угрюмыми. Ключ не подходил ни к одной меблированной комнате, и мы успели обойти полздания, пробуя открыть все попадавшиеся двери, когда в окнах показались разгневанные жильцы и стало ясно, что пора уносить ноги. Возвращаясь домой, мы по всему городу натыкались на молодых людей, подобно нам, бегавших с ключами от двери к двери. Тогда-то настал и наш черед смеяться над юношеской похотью и глупостью.