Владимир Кунин - Мика и Альфред

Все четверо сразу же положили глаз на Микины работы. Открыв для себя Мику в среде тоскливого студенческого «соцреализма», они пригласили его к себе в «Европейскую» гостиницу, вытащили из своих чемоданов пугающее количество бутылок знаменитого «Яржембъяка» – рябиновой водки – и пятидесятиградусной «Выборовой», заказали из ресторана ужин в номер одного из польских профессоров и закатили гомерическую пьянку!

А под утро грустно пели «Червоны маки на Монте-Касина», и старый профессор в невиданных джинсах, мягко проглатывая букву «л», по-русски рассказывал Мике, как в начале сорок пятого он в составе Первой армии Войска Польского, уже дважды раненный, брал Колобжег…

Через несколько дней поляки уехали, четко определив список приглашаемых в Варшаву для участия в выставке. Мику Полякова назвали «первым номером».

Кадровики Академии художеств, Института Репина и «Мухи» стали готовить выездные документы. В те времена выезды за границы Советского Союза были редки и нежелательны, а посему все документы «выезжающего» проверялись с чрезвычайной строгостью.

На чем Мика и попался! Особо бдительный отдел кадров «Мухи» на всякий случай еще раз заглянул в личное дело студента третьего курса Полякова Михаила Сергеевича. Мало ли что?… Не в Сестрорецк человек едет, а ЗА РУБЕЖ! Понимать надо.

И обнаружили, что в аттестате, свидетельствующем об окончании Поляковым М. С. средней школы в одна тысяча девятьсот сорок третьем году, некоторая неувязочка! Аттестат скреплен «наркомпросовской» печатью города Тернополя Украинской ССР, который именно в это время уже третий год был оккупирован немцами и ни одна школа в Тернополе не работала.

Мику срочно вызвали в деканат.

По случаю чрезвычайного происшествия начальник отдела кадров пригласил из Большого Дома человека, надзирающего по линии «безопасности» за художественными учебными заведениями, Микиного мастера, перепуганного до обморочного состояния, секретарей парткома и комитета комсомола и кого-то из факультетского начальства.

Все было готово для торжественного судилища и разоблачения «втеревшегося в наши здоровые творческие ряды…» и так далее.

Но праздник не состоялся. Как только Мика увидел на столе у декана свое личное дело и в сторонке – свой липовый аттестат, он все понял.

– Поляков, где и когда вы заканчивали среднюю школу? – спросил начальник отдела кадров института.

– Нигде и никогда, – коротко ответил Мика.

– То есть как это?! – искренне удивился декан.

– Очень просто, – улыбнулся ему Мика. – У меня на это не было времени.

– Я ничего не понимаю… – простонал вечно перепуганный Микин мастер. – Миша! Но вы хоть учились в десятом классе?!

– Нет. Нет, дорогой Федор Осипович, – ответил Мика. – Мало того, я не учился ни в девятом, ни даже в восьмом. Зато в двадцать один год я уже был командиром звена пикирующих бомбардировщиков, а в двадцать три – заместителем командира эскадрильи. Ясно?

– Откуда же у вас этот аттестат? – спросил Мику человек из «безопасности».

– Обводный канал, барахолка, пятьсот рублей. Есть еще вопросы?

– Еще вопросы вам, Поляков, наверное, зададут в другом месте, – улыбнулся начальник отдела кадров и посмотрел на декана: – Будем отчислять?

– Естественно! – подхватил секретарь парткома и обратился к человеку из «безопасности»: – И разумеется, никакой Польши!

Толстая некрасивая девушка – секретарь комитета комсомола – испуганно прикрыла ладошкой рот.

Человек из «безопасности» отвел глаза в сторону – дескать, ваш студент, ваша накладка, ваши проблемы…

– Подождите, подождите… – растерянно пробормотал декан.

Ему всегда нравился этот Поляков. Нравились его работы, несшие в себе удивительный сплав острой иронии и четко прослеживаемой драматургии…

И еще ему очень нравилось то, что ЕГО сегодняшний студент – бывший военный летчик. В юности декан был воспитан на Осоавиахиме, на «спасении челюскинцев» и на «перелетах через Северный полюс» и поэтому по сей день с тоской и завистью провожал глазами любой пролетающий в небе самолет.

– Да подождите вы!… Ну что же так – сплеча… – снова тихо проговорил декан. – Давайте подумаем вместе…

Но он слишком долго и трудно шел к своему сегодняшнему положению, чтобы рисковать будущим. И поэтому всем было ясно, что он никому не вцепится в глотку за этого Полякова.

Однако тут неожиданно вдруг взбунтовался, казалось бы, навсегда запуганный Микин мастер – Федор Осипович, добрый и неталантливый художник благородной советской школы.