Денис Гуцко - Тварец

Он поворачивается к другому ряду окон, выходящих наружу — и видит Башкирова. Его затылок: две тугие розовые складки, подернутые редким пушком. Башкиров идет к машине. Складки пружинят в такт его шагам. Приостановившись на секунду-другую, Башкиров поворачивает голову: что-то привлекло его внимание. Складки скручиваются в продолговатый мясной крендель. Башкиров улыбается, и, проследив за его взглядом, Кудинов видит молодую узконосую дворнягу, азартно гоняющую большой белоснежный мосол по банковской парковке. Проявление простецки-человеческого в господине Башкирове, как обычно, кажется Кудинову особенно отвратительным, будто он застал его за жутчайшим извращением. Кудинов отворачивается от окна.

— Уехал? — спрашивает его появившийся в другом конце галереи завхоз Гена.

— Уехал, — отвечает Кудинов.

— Ну и … с ним! — заключает Гена и смачно потягивается.

Ничего, в понедельник никакая Лилечка не встанет между ним и Башкировым: обещал отпуск — отвечай за базар.

Голуби, точно выздоравливающие больные, бодро ковыляют мимо фонтана. Кудинов представляет себе, как они переговариваются по дороге: у кого где ноет, сколько “заряжено” врачам.

К истории о поваре-пиромане он давно остыл. Это будет повесть о выжившей Джульетте. Современность. Антураж и детали изменены, только суть. Она просыпается и обнаруживает возле себя труп Ромео. Пытается покончить с собой, но это оказывается не под силу хрупкой интеллигентной девушке — так, легкое ранение. Ее находят родственники. Женщины в истерике, Джульетта подавлена. Организатор похоронного трюка, чудаковатый профессор по фамилии Монах, идет под суд за непредумышленное убийство Ромео — и тянет за собой Джульетту. Дескать, она все затеяла, а он, Монах, сдуру поддался уговорам, которые в известном смысле являлись не чем иным, как шантажом — учитывая влиятельное положение Джульеттиных родителей…

Кудинов вдруг замечает, что на остановку подошла его маршрутка, и бросается к открытой двери, из которой торчит плотная гроздь задов вперемешку с локтями и сумками. Немного усилий и Кудинов — еще одна ягодка в маршруточной грозди.

Дергая ногой, на которой повисла наполовину снятая кроссовка, Леша повторяет:

— Пап, хочешь, я тебе покажу, что я сегодня нарисовал? А, хочешь?

Кудинов столкнулся с Надей и Лешей у подъезда. Так глубоко погрузился в Джульеттину историю, что не сразу их признал. Остановилась перед ним женщина, плечо оттянуто рюкзаком, держит за руку мальчика, говорит: “Привет”, — целует в щеку. Оказывается: его жена, ведет сына из школы…

— Пап, показать?

Надя уже хлопочет на кухне: заваривает Леше его пищеварительный чай, греет в ведре воду — горячую снова отключили.

Кудинова манит диван. Но отцом нельзя быть по расписанию, к тому же не так это сложно — посмотреть картинки. Соглашается:

— Конечно, хочу.

Лешка выстреливает кроссовкой под диван.

— Ой! Ну, я потом достану.

Быстрым плещущим движением, как будто умывается, он отбрасывает с глаз отросшую челку:

— Идем?

— Пора тебя постричь, — размышляет Кудинов, ероша сыну волосы.

Леша отстраняется, заново прибирает челку.

— Идем, пап.

В руках у Леши блескучая пластиковая папка — видимо, выужена из рюкзака. Серебристо-сиренево-желтая. Переливается.

Они устраиваются на диване. Леша вручает папку с рисунками отцу и вытягивается во весь свой семилетний рост на широкой диванной спинке. Не успевает Кудинов открыть папку, сын скатывается вниз, выхватывает ее.

— Здесь на резинках, — Леша срывает резинки с уголков папки и, скомандовав: “Смотри”, — возвращается на свое любимое лежбище.

На тонком мелованном картоне — карандашные рисунки. Обычные предметы и персонажи, которыми взрослые традиционно заселяют мир детей: так рисуется зайчик, так белочка, так яблочко, а вот так — во-о-от так — груша.

— О, отлично. Заяц особенно получился. Ушастый такой…

— Да не, это так… вот.

Алексей кладет на колени отцу следующую картонку.

Мрачноватое задумчивое существо. Глаза, синий и желтый, смотрят несколько вбок. Крупный кочан головы, лицо вполне человеческое, но рот чем-то напоминает кошачью пасть. На шее цепочка с бутоном красной розы. Ноги как тумбы и три мощных бугристых руки.

Леша в предвкушении похвал переводит взгляд с папы на рисунок. “Тварец”, — читает Кудинов на обороте. Столь беглое знакомство с шедевром не удовлетворяет Лешку. Он сползает по спинке дивана, усаживается поближе к отцу. Переворачивает картон обратно, рисунком вверх: