Артур Япин - Сон льва

Он заходит в галерею Дориа-Памфили, [309] Галерея Дориа-Памфили — галерея с собранием живописи, скульптуры и мебели в палаццо Дориа-Памфили в Риме. гуляет по залам и падает в одну из ниш напротив Апеллеса [310] Апеллес, Апелл (др. — греч. AnekXffc, лат. Apelles, прим. 370–306 гг. до н. в.) — древнегреческий живописец, друг Александра Великого. и Кампаспы, [311] Кампаспа (лат. Campaspe, Pancaspen, Pacate) — любовница царя Александра Македонского, ставшая источником вдохновения для художника Апеллеса. работы Ди Стефано. В этот момент в зал заходит Сангалло. Он несется, шаркая, как может только он, по коридорам музея. Максим оживает и вскакивает с места, чтобы с ним поздороваться, но виконт проносится мимо, почти вплотную, так и не увидев его. Ему нужно ощупать один из бюстов, чтобы убедиться, что перед ним Иннокентий X. [312] Папа римский Иннокентий X (в миру Джамбаттиста Памфили, 1574–1655). Именно в тот момент, когда Максим хочет к нему подойти, Сангалло догоняет молодой человек, такого же роста, как Максим, в длинном блестящем черном плаще. Высокие скулы, длинная шея, чуть-чуть высокомерно откинутая голова. Даже волосы его нового протеже лежат точно так же, как у Максима, когда он только что приехал в Рим. Юноша с жадностью впитывает историю, которую ему рассказывает виконт.

Максим ее знает.

На него нисходит глубокий покой. Случай приготовил ему почти мистическое переживание, словно круговорот угасания и зарождения страсти на секунду остановился, и все пришло в равновесие.

Так и не открыв своего присутствия, Максим оставляет своего старого друга с его новым учеником.

— Found? — разносится под высокими сводами, — In а hand-bag? [313] Нашел? В саквояже? (англ.)

— Я отправилась в его палату, а Джельсомина осталась, — рассказывает Гала. — Когда я уже подошла к двери, то… передумала.

— После всех твоих усилий?! — восклицает Максим, не веря своим ушам.

— Все мои усилия были для того, чтобы еще раз увидеть Снапораза. Только когда я помедлила, прежде чем открыть щеколду — для того, чтобы набраться мужества — до меня дошло: там, внутри, я найду все, что угодно, кроме него. Он носил шляпу, надеясь, что люди подумают, что под ней скрывается густая шевелюра. Это не тот человек, который хотел бы, чтобы его увидели со шлангами, торчащими из горла.

Максим откидывается на спинку кресла. Это их последний вечер вместе. Они ужинают на террасе на Кампо-де-Фьори. Он наблюдает, как она говорит: печально, но спокойно.

— Все, что я хочу о нем знать, у меня в голове. Неожиданно я поняла этот простой факт, словно сам Снапораз схватил меня за плечи и высмеял мою наивность, что я не додумалась до этого раньше: Снапораз меньше всего хочет, чтобы его видели таким, какой он есть. Поэтому я коснулась рукой закрытой двери и ушла домой.

Раньше она кричала бы о своем горе и разметала все кругом. Она бы утопила страх в алкоголе и танцевала бы до изнеможения. В объятиях Максима.

— Неужели ты не видишь, до чего он нас довел? — говорит он как можно холоднее, не глядя на нее, уставившись на группу уличных артистов, играющих на ступеньках к памятнику, стоящему в центре площади.

— Devo punirmi, — поют они, — devo punirmi, se troppo amai. [314] «Я должна наказать себя за ту беспредельную любовь» (итал.) — ария из оперы, выдуманной Ф. де Стендалем, в романе «Красное и черное».

Два клоуна изображают деградацию своей любви при помощи огромной дубинки, сломанной скрипки и слезных струй, стреляющих вверх на несколько метров.

Самое основное, что Максим ставит мне в упрек, — то, что я уничтожил образ Галы, сложившийся у него.

Пожалуйста, ничего не говорите мне об образах!

Поставьте актрису перед голой стеной, и я с помощью одной только лампы превращу ее из богини в ведьму.

Я освещу ее со всех сторон. Стану играть с тенями на ее шее, в глазных впадинах, крыльях носа. Я буду ставить ее, подобно манекену, так, как мне надо. Пока не буду удовлетворен. Когда я закончу с ней работать, она останется той же, что и была, и все же будет вписываться в тот образ, который у меня все это время уже был; он появился еще раньше, ночью, когда я призвал ее в свои сновидения.

Она — совершенна, потому что выглядит так, как я надеялся.

Вот и все.

Если же образ не соответствует тому, что у тебя в голове, то некого упрекать, кроме самого себя.

Гала была моей фантазией, но она была способна поверить в нее. Я сделал с ней не более того, чем с самим Римом. Я направил на нее юпитер. Я наказал ей никогда не выходить за пределы этого узкого круга. Я установил ей границы.