Илья Штемлер - Завод

Коростылев щелкнул пальцем по хромированному ободку, и часы зазвенели.

— А что, Сергей Сергеевич, как с заявлением жены Грекова? — спросил Старостин.

Коростылев промолчал.

— Ты Грекова хорошо знаешь?

— Вроде бы… — Старостин пожал плечами.

— И я, кажется, распознал. А вот жена его так и не поняла. Я ей об этом сказал. Обиделась. Обещала жаловаться выше…

И каждый из них подумал о том, как нелепо все это выглядело бы, если бы они предложили Грекову в кратчайший срок наладить свои семейные отношения и об исполнении доложить.

Греков взбил подушку и прильнул к ней щекой. Приподнялся. Сидя, стянул пиджак, швырнул его на спинку кресла и вновь повалился на постель.

В гостиничном коридоре приближались и удалялись чьи-то шаги. Монотонно подвывал пылесос.

В который раз Греков протягивал руку к телефону, даже набирал несколько цифр, но вновь опускал руку. Правда, в новогоднюю ночь не так-то легко дозвониться по междугородной, — оправдывался он сам перед собой. Несколько минут лежал неподвижно, потом опять сел, заложил за спину подушку и поставил телефон на колени.

С каждым оборотом диска его движения становились все медленнее. Еще теплилась надежда, что телефон занят. Нет, не занят.

Он сразу узнал голос дочери, хотя в последний год часто путал его с голосом жены.

— Папа?

Греков обрадованно кивнул и умолк, словно разговаривал не по телефону, а с глазу на глаз.

— Куда же ты подевался? — крикнула Оленька.

— Да, да! — спохватился Греков. — С Новым годом тебя!

Дочь поблагодарила. Но сдержанно и суховато. Греков спросил, где она встречает праздник. Оленька ответила, что с классом. А мамы сейчас нет дома. Она в парикмахерской.

Греков с облегчением потянулся к сигаретам и, прижимая трубку плечом, зажег спичку. Прикурив, спросил, где мама встречает Новый год. Оленька, помолчав, ответила, зачем же он спрашивает, если ему это все равно неинтересно.

— Как ты разговариваешь с отцом? — Греков поморщился, недовольный собой. Столько раз готовился поговорить с дочерью, а вот не получается.

Оленька демонстративно молчала.

Греков лихорадочно искал, как бы разрядить этот разговор.

— Что ты делаешь?

— Стою.

— А ела что?

— Борщ.

— Что ты наденешь на Новый год?

— Платье.

«Вся в меня, — с горечью подумал Греков. — Такая же упрямая».

— Все? — вдруг спросила Оленька.

— Если тебе нечего сказать отцу под Новый год…

Молчание.

— Что ты притихла?

Молчание.

— Что ж, желаю тебе в новом году хорошо учиться.

— Спасибо.

— А мне что ты желаешь?

Молчание.

— У нас родительское собрание. Третьего, — сказала дочь.

— Я приеду, если справлюсь с делами. У меня важное совещание. Ладно… Поздравь маму с Новым годом.

— До свидания, папа.

Греков еще несколько секунд смотрел на трубку. Думая, как торопливо и облегченно Оленька прервала разговор. Он успокаивал себя тем, что в общем-то, ничего страшного не произошло. Дети обычно становятся на сторону матерей, в этом, вероятно, и есть мудрость природы. Лишь когда вырастают, на смену инстинкту приходит личный опыт.

Греков переставил телефон на кровать, встал и прошелся по комнате. Он старался не размышлять о том странном своем положении, которое называлось семейной жизнью. Была ли любовь?

— Не знаю! А что тогда было, что? — вслух спросил он сам себя.

Сейчас ему казалось, что женщина, которая носила его фамилию, была безликим, аморфным существом. Столько лет фальши, притворства и жалости… Ох, эта проклятая жалость! Сколько раз Греков давал себе слово порвать совсем, уехать куда-нибудь: работа ему везде нашлась бы. Но не мог. Жалость. Но почему он должен расплачиваться всю жизнь за один-единственный опрометчивый шаг в молодости? А ведь Шурочка знает его отношение к себе.

И считает подобное справедливым. Он страдает. Она спокойна. А если наоборот?

— Нет! Нет! — вновь сказал он и повернул к себе телефон. Просовывая палец в отверстие диска, Греков прокрутил все восемнадцать цифр междугороднего набора, одновременно занося над рычагом ладонь, чтобы сразу прервать тысячекилометровую связь, если вновь подойдет не она. Пи-и-ип, пи-и-ип…

Греков резко надавил на рычаг. Опять он! Низкий уверенный мужской голос на этот раз звучал раздраженно.

А может быть, и Татьяна ушла из дома, как две недели назад ушел и Греков? Нет, Татьяна бы ему об этом сообщила. Но почему? Ведь он ей ничего не сказал… Они смогли бы встретить Новый год вместе. Теперь он будет встречать Новый год с Аней Глизаровой в малознакомой компании Олега Шатунова.