Владимир Топорков - Летайте самолётами

Захотелось вскочить на корму, двинуть так, чтоб полетел Разиня за борт в ледяную воду, но сдерживала какая-то сила, и я только теснее вдавился телом в корму лодки. Наверное, словно угадав моё намерение, Разиня быстрее заработал веслом, направляя лодку к берегу.

Темнота начала окутывать посёлок, казалось, с вершин высоких елей поползла на улицу, начала пеленать кусты на лугу. За дальним лесом глухим весенним громом гудели самолёты – там был аэродром, там торопились люди с чемоданами. Уносят их в дальние края серебристые, как щуки, самолёты. А может, и мне надо подаваться из Светлого?

Уже на берегу Разиня сказал:

– Видал, Юрка ворочает, аж в ушах ломит…

– Какой Юрка? – удивлённо спросил я.

– Да сын мой Юрка, – тихо, будто примиряюще, сказал Разиня, – он лётчик у меня. Знаешь, как в газетах призывают: «Летайте самолётами!..» Вот он и летает…

За ужином я заговорил с тёткой Марьей:

– Сегодня на охоте дядя Андрей про сына вспомнил. А я, грешным делом, думал, что он бобылём живёт.

Тётка Марья на кухне щипала перо с охотничьих трофеев, поругивая меня за дополнительные заботы, на мгновение от занятий своих оторвалась.

– О Юрке говорил?

– Ага, о нём…

– Как же, как же… – оживилась тётка. – Есть у него сын. Только знаешь, у блудного отца сынов, как у зайцев теремов.

Тётка недовольно повела плечами, со злобой плюхнула тушку утки в миску, вытерла руки о фартук.

– Ты Варьку Косоплёткину знаешь?

Как не знать Варвару! Она через два дома жила от тётки в низеньком деревянном домике, и сама маленькая, живая, будто ртутная капля. Что самое примечательное в Варваре – так это глаза: угольно-чёрные, горящие каким-то негаснущим блеском. Ходит Варвара быстро, частит детскими шажками и говорит так же быстро, точно кто-то вот-вот перебьёт её. За два предыдущих отпуска видел я несколько раз Варвару, и говорок этот быстрый, как стук дятла, запомнил.

– Ну так Юрка – сын её. Она в наш посёлок после войны прибилась откуда-то с Украины с ребёнком на руках. Муж у неё на фронте в последний день войны погиб. Вот она и сбежала от тоски, мальчонку своего на руках принесла четырёхлетнего. А голодуха была – не дай Боже! Она и питалась, кто чего подаст, ночевала по домам, кто примет. Мальчонка её поболел-поболел и умер. Тут уж Варвара совсем ослабла, в глазах только огоньки и теплились. И из посёлка уезжать не хочет – родная могилка рядом, и тут жить – крыши над головой нет, кормиться нечем. Тогда в лесхоз рабочей пристроилась. Тут её и обворожил Разиня проклятый. Это он сейчас жердина жердиной, а в молодости представительный был, идёт, как лось стройный, и лицо лоснится. Прибилась к нему Варвара, от него и родила Юрку. А он, как только малыш появился, ей на дверь указал. И опять по домам пошла Варвара, где кто приветит. Потом, видать, совесть у Андрея заговорила, выписал ей леса, а домишко этот мужики поселковые за четыре выходных срубили.

– А что ж сын? – спросил я.

– А что сын? – повторила она. – Сын вон вырос, весь в Разиню, двухметровый вымахал, как он там в этот свой аэроплан вмещается – ума не приложу. Небось лбом все притолоки посбивал.

Я улыбнулся: в самолёте притолок нет.

– Не знаю, не знаю, – зачастила тётка, – Бог дал, ни разу не летала и об этом не тужу. Он, Юрка, к матери желанный, гостинцы ей возит, барахлишко всякое. Так что Варвара теперь нужду пережила, живёт в своё удовольствие. А Андрея этого на дух не принимает, он иногда вокруг её домишка как мартовский загульный кот бродит, да только заказаны ему пути-дороги. Им бы объединиться, двум бобылям, вместе старость покоить, ан нет, гордая Варвара.

Юрка появился в посёлке в воскресенье. Я понял сразу, что этот высокий стройный лётчик в синей аэрофлотской шинели и есть сын Варвары. Мы сидели с тёткой на пороге, чистили рыбу (опять угостил Разиня, и хоть я был категорически против, тётка рыбу взяла и долго благодарила рыбака). Юрка проходил мимо с «дипломатом»; заметил я, что у лётчиков это как обязательное приложение к форме, но, увидев тётку Марью, повернул к нашему дому и ещё за несколько метров фуражку с «капустой» стащил с головы, приветливо поздоровался.

Всё-таки права тётка – поразительно похож на Разиню сын, вон и нос острый, как жало, губы бескровные, тонкие, и так же, как у отца, завитушки, только без седины, приклеились к высокому лбу. Юрке лет двадцать семь, почитай, мой ровесник, но то ли серьёзная служба тягот добавляет – на лбу приметно морщины копятся.