Владимир Топорков - Наследство

– Почему? – спросил Бобров.

– Да знаешь, как бывает? Живём мы не по своей воле – может райком вмешаться, с учёта не снять, может жена взгордыбачиться… Они, бабы, иногда, как лошадь норовистая, упрутся, с места не столкнёшь…

– Ну, мне в этом отношении проще, – заулыбался Бобров.

– Да? – удивился Егор Васильевич.

– Точно. Нет у меня жены…

Дунаев схватил Евгения Ивановича за плечи, повернул к себе, уставился немигающим взглядом.

– А где же?

– Ушла, – Бобров смотрел на Егора, казалось, спокойно, – ушла. Забрала сына, вещи и ушла.

– Ну, брат, дела, – удивился Дунаев. – А ведь ты мне прошлый раз не сказал об этом. Может быть, позже произошло?

– Да нет, как раз год назад…

– И ты не женился за это время?

– Невесту пока не подобрал, – засмеялся Бобров. – Знаешь, кто на молоке обожжётся, тот и на холодную воду дует.

– Это так, это так, – Егор Васильевич закивал энергично головой, рассмеялся. – Ничего, мы тебе в Осиновом Кусту невесту подберём, из местных, землячку.

– Ну, это не к спеху.

– А чего? – Егор Васильевич начал опять похохатывать. – От этого отказываться не надо, не будешь же весь век бобылём жить.

Он поднялся, потянулся с шумом, предложил:

– Ты, наверное, голоден с дороги? Давай-ка в столовую пойдём. Я ведь тоже ещё сегодня не обедал. День какой-то занудный получился – одни неприятности. В селе работать – вроде повинность отбывать, даже поесть некогда. После о деле поговорим.

В колхозной столовой Егор Васильевич через кухню провёл Боброва в укромную комнатушку. Комнатушка хоть и небольшая, но отделана под дерево, на столе сверкает посуда белизной, в шкафу поблёскивает хрусталь. Егор Васильевич распахнул холодильник, на стол поставил две бутылки минеральной воды, потом извлёк бутылку водки, надавил прилаженную к подоконнику кнопку. Официантка, высокая, в белых туфлях, появилась бесшумно, посмотрела на Егора Васильевича каким-то преданным взглядом:

– Ты вот что, Анна, – сказал Егор Васильевич, – нам с нашим гостем быстренько обед организуй. И чтоб обед был на уровне председателя райпотребсоюза, поняла?

– Поняла, – и скрылась бесшумно за ширмой, как и появилась.

«Видать, система эта отработана», – подумал Бобров. И хоть даже сам не понял – с восхищением подумал или, наоборот, с упрёком, на душе появился какой-то горьковатый осадок.

Дунаев налил из бутылки в рюмки, взмахнул рукой, призывая: вперёд! Евгений Иванович отрицательно покачал головой.

– Я ведь говорил – не могу! Печень…

– Фу, чёрт! – Егор Васильевич вроде смутился, потом рюмку свою лихо опрокинул в рот, сказал заговорщицким тоном: – А ты попробуй! В каком-то кино шутка такая была: «На чужой счёт пьют и язвенники и трезвенники». Как, а?

Евгений Иванович опять замотал головой.

– А в студенчестве, помнишь, не брезговал?

– Наверное, дурак был…

– Ну это ты зря так говоришь, – Егор Васильевич, оживился, даже прихлопнул в ладоши. – Тебя в председательское кресло посадить – на здоровье своё рукой махнул бы. У нас ведь как получается: и захотел бы бросить пить, да нельзя. Скажут – или больной, или зануда, а такого к руководящей должности и подпускать нельзя. Все вопросы заковыристые через поллитру решать приходится.

– Вот и плохо.

Егор Васильевич себе в рюмку ещё набулькал из бутылки, выпил, минеральной водой запил.

– Может, и плохо, чёрт его знает. Только иногда даже удивительно – могучую силу бутылка имеет. Как снаряд, любую стену прошибает.

– Так уж и любую? – искренне спросил Бобров.

– Точно говорю. Как-то осенью заполышка со свёклой получилась. Разненастилось, дождь, как из решета, редкий, но нудный, дороги развезло – ни пройти ни проехать. Людей в поле выведешь – через полчаса, смотришь, как грачи мокрые нахохлятся, руки опустят и стоят. Так я какую штуку придумал: на другом конце ящик с водкой поставил, закусь скорую всякую и – вперёд: мужики! И, поверишь, механизаторы свёклу эту с яростью дёргают, точно зубами рвут, за полчаса на ту сторону добежали, по стакану опрокинули, и снова вперёд.

Егор Васильевич посмотрел внимательно на Боброва и, заметив, наверное, его скептическую ухмылку, снова заговорил:

– Чувствую, не нравится тебе мой рассказ. Мне и самому не больно такая ряда по душе, да что делать! Душа болит, когда урожай гибнет. Жалко до слёз.

– Ну, и убрал свёклу? – спросил Бобров.

– Какой чёрт! Разве её вручную одолеешь? Шестьсот гектаров, как-никак. К нашему счастью, распогодилось, техника пошла. Тогда и дело наладилось. И мужики сразу про выпивку забыли, рвали, как угорелые, комбайны до двенадцати часов ночи рычали.