Владимир Топорков - Засуха

Он хотел ещё чего сказать, но не успел – Надежда Сергеевна ударила рогачом по плечу. Удар получился хлёсткий, с придыхом. И Боровков взвыл по-собачьи. Он загремел костылями, резво вскочил, попятился к двери.

– Озверела, что ли? С круга сошла? Не все дома, да? – гремел он, но, видимо, хватило ума не наброситься на женщину.

– Я-то пока в своём доме живу! А тебе – вот Бог, а вот порог!

Может быть, этот эпизод утихомирил злость Васьки, больше он не появлялся в доме Глуховых, даже с Андреем держался ровно. Но надо знать его натуру – и Андрей понимал, что наступит момент, и Васька рассчитается, полностью оплатит за прежние обиды.

Сейчас он придавил окурок о перила, сказал, не обращаясь ни к кому:

– Пошли, мужики, а то без нас все вопросы Бабкин решит.

Он первым распахнул дверь, застойный махорочный удушливый чад пахнул в лицо. Правленцы сидели кто где – на широкой лавке-конике, на старом, обтянутом дерматином, диване, оставшемся от прежних хозяев этого дома, на табуретках, а кое-кто, примостившись на корточки, дымил перед дверью.

Степан Кузьмич сидел за столом, когда накалялись страсти, периодически стучал карандашом по стакану. Завидев здешних мужиков, он оголил жёлтые зубы в улыбке и сказал:

– Ну, поскольку у нас практически все собрались, давайте начинать. Я предлагаю рассмотреть три вопроса – о государственном займе, о посылке в школы ФЗО, ну и разное… Как, пойдёт? И давайте перестанем дымить – дышать нечем…

– Да ты что, Степан Кузьмич, – прохрипел самый заядлый курильщик Сима Бычок, – до зари собрал, а без табака. Ведь уши опухнут.

– Ничего, потерпите, – твёрдо сказал Бабкин и, обращаясь к инструктору райкома партии Сундееву, спросил: – Ну что, Дмитрий Ермолаевич, может, ты начнёшь?

У Дмитрия Ермолаевича голова, как шар, острижена под машинку, только на передней части серебристая чёлка. Сейчас он взбил, как намылил, эту чёлку, покряхтел и зачастил про Государственный заём, про постановление правительства, про лично товарища Сталина, про патриотизм, который охватил заводы, фабрики, колхозы, где подписная кампания сорок шестого года, первого послевоенного года, идёт дружно и организованно. Он достал из потёртой комсоставской сумки истрёпанные газеты, начал читать, а Андрей толкнул Илюху Минаева, попросил:

– Слышь, дай табачку!

– Да ведь сказали не курить! – шёпотом ответил тот.

– Ловко ты придумал, Андрей, – усмехнулся Илюха. – Этот-то – бубнит про заём, как дьячок на клиросе. Ведь каждый год одно и то же.

Илюха вытащил кисет, сам насыпал щепоть табака на газетный лист, подставленный Андреем, потом достал из кармана кремень, трут, ударил несколько раз высекалкой. Вата загорелась быстро, но и Бабкин учувствовал запах табака, заскрипел:

– Это ты, Минай, закурил что-ли?

Илюха осклабился, спрятал цигарку в рукав, ответил скороговоркой:

– Вот всегда так: как что, так Минай. Да не курю я, Степан Кузьмич!

– Он не в себя, – подначил Сергей Яковлевич, и все засмеялись, даже Сундеев оголил свои крупные зубы.

– Ну, продолжай, Дмитрий Ермолаевич, – миролюбиво предложил Бабкин.

И снова инструктор доложил про заём, про то, какие сознательные, истинные патриоты есть в районе, которые не только подписались на крупную сумму, но сразу внесли деньги наличными.

Андрей толкнул Илюху в бок, спросил:

– На сколько будешь подписываться?

– Ты чудак, Андрюха! – зашипел Илюха, – вроде нас с тобой спрашивать будут. Там уже всё чёрным по белому расписано, кому сколько. Каждый год такая катавасия…

– Но ведь, слышь, толкует Сундеев, – дело добровольное.

– Гляжу я на тебя, – Илюха хихикнул, – не человек ты, а хохмач. Как ты только воевал, такой бессоображенный.

– Да уж как мог…

– Мог, мог! – Илюха пахнул табаком в лицо Андрею. – А тут нос по ветру держи. И вперёд батьки в пекло не лезь. Им, – он на президиум кивнул, – надо Кольку Курка уломать.

– А при чём тут Колька?

– Понимаешь, Степан Кузьмич считает, что тот больше его трофеев нахапал, поэтому на Курка давит, а Курок, наоборот, Кузьмичу завидует, что в генеральских холуях числился, пол Австрии свёз…

Илюха говорил с завистью, смолил нещадно, захлёбывался кисловатым дымом, подмигивая Андрею.

– Выходит, они спорить будут, а мы когда спать будем? Ведь завтра опять на работу…

– Чудак-человек, да сейчас спи, кто тебе не велит? Я вот иссмолю цигарку и отключусь часочка на два. И ты не кисни, а прижимайся поплотнее да и… А ты случайно не храпишь?