Денис Драгунский - Господин с кошкой

В начале третьего в городе раздалась бодрая музыка.

С четырех сторон, по четырем улицам, ведущим к Театральной площади, шли четыре батальона. Крепкие, подтянутые, чеканящие шаг солдаты. Без оружия, что особенно важно. Шагали поротно, с интервалами в десять минут. Во главе каждой роты шел капитан. Во главе батальона — майор. Вместо знаменосца рядом с каждым комбатом шел баянист и наяривал «Путь далек у нас с тобою».

Солдаты подошли к театру. Зашли вовнутрь.

Прослушали концерт. Похлопали певцам и танцорам.

Вышли на площадь, построились поротно и побатальонно. Под те же баяны прошагали обратно, по четырем длинным улицам.

Забрались в грузовики и разъехались по казармам.

Все было молча.

Но никакого митинга вечером не было.

И назавтра тоже. И через месяц, и через год.

Вот и вся история.

Мрачновато, конечно. Зато без крови.

Одна знакомая рассказывала про свою свекровь.

Эта почтенная дама звонит ей почти каждый день в течение последних двадцати с лишним лет. И каждый раз говорит трагическим басом:

— Мне никогда не было так плохо, как сегодня…

А я вспомнил одну свою дальнюю родственницу, дряхлую старушку, которая едва передвигалась по комнате. Бывало, звоню ей и спрашиваю:

— Как себя чувствуете, тетя Надя?

И в ответ всегда, каждый раз, веселый и даже отчасти игривый восьмидесятилетний голосок:

— Немножечко лучше!

Вожатые Люся и Валя переодевались в своей комнате, а пионер Агафонов стоял под дверью и подсматривал. Он был из первого отряда, у него уже росли усы, и ему очень нравились Люся и Валя. Обе. Он даже не знал, которая больше. Не мог решить.

Дверь была чуточку приоткрыта. Из темного коридора он смотрел, как высокая, коротко стриженная Валя снимает свитер, оголяя свою худую спину. Как круглоплечая Люся расчесывает свои рыжеватые кудри. Если честно, он слегка сходил с ума от этого зрелища.

Дверь скрипнула и открылась. Девушки ойкнули.

И вдруг Люся сказала:

— Агафончик! Заходи, чего в коридоре торчать!

А Валя обернулась — в одном лифчике! — села на кровать и похлопала по матрасу рядом с собою.

Агафонов осторожно зашел и сел рядом с Валей.

Она обняла его и прижала к себе. У него голова закружилась.

А Люся нагнулась и сказала, целуя его в нос:

— Какой ты у нас хорошенький! А я тебе нравлюсь?

Агафонов молча прижимался то к одной, то к другой. Вдруг Люся сказала:

— Ладно, Валь, я пойду.

— Хорошо, Люсь, — сказала Валя, посмотрела на Агафонова и улыбнулась. Скинула джинсы, в лифчике и трусиках нырнула под одеяло и показала Агафонову, чтоб он ложился рядом.

Только он забрался на кровать, как в дверь постучали. Он дернулся, но Валя шепнула:

— Не бойся! — Пощекотала Агафонову живот и громко сказала: — Не заперто!

Агафонов все-таки спрятался за занавеску.

Вошел Женя, шофер. Валя спрыгнула с кровати и обняла его. Они стали тискаться и целоваться. Потом разделись и повалились в постель. Агафонов вышел из-за занавески и погладил Валину ногу. А она погладила его по спине. Все было как на картинке! То есть вообще! Страшное дело!

Тут Женя нечаянно ткнул рукой в Агафонова.

— Извини, Валь, но это лишнее, — сказал он.

Встал, сгреб Агафонова двумя руками, вынес в коридор и закрыл за собой дверь.

В коридоре было темно и холодно. Из окна натекла дождевая лужа. По ней плавал конфетный фантик. Агафонов потрогал его лапкой. Потом вышел на крыльцо, сел и стал умываться.

Потом перевернулся на другой бок и стал смотреть другой сон.

Как будто Люся и Валя — альпинистки, снежная лавина занесла их в тесной избушке, а он — отважный спасатель.

Принес им шоколад, ром и большой трехспальный мешок.

— А теперь улыбнись и честно скажи: я все сочинила! — Катя сама улыбнулась и погладила Лену по руке. — Ты же у нас известная сочинительница!

И правда, Лена была журналистка, а года три назад начала писать фэнтези, и не без успеха. А Катя была хозяйка довольно большой торговой фирмы. На улице ее ждала машина с шофером.

Они сидели в ресторане, в тихом московском переулке.

— Почему ты так считаешь? — спросила Лена, прихватив пальцами Катину ладонь.

— Потому что если бы это была правда, — Катя высвободила руку, — ты бы никогда этого не сказала. Ну, было! Ну, прошло! Ну и молчала бы.