Йозеф Винклер - Кладбище мертвых апельсинов

Вернувшись из Лидо ди Остия и войдя в свой кабинет, заметил, что две мои свежевыстиранные рубашки, мое нательное белье и мой пиджак впервые висят в шкафу. Всего за несколько дней до этого она небрежно бросала мою выстиранную одежду на спинку стула в моем кабинете. «Сегодня я иду в музей, – сказала мне миссис Фэншоу, – сегодня я не подам еду. Ты сможешь сам разогреть вчерашний гуляш. Чем чаще гуляш разогреваешь, тем лучше он становится. Надеюсь, моя забота не действует тебе на нервы! Что бы ты хотел из фруктов на выходные?» Я сморщил лоб и сложил руки над пишущей машинкой, что означало не что иное, как то, чтобы меня оставили в покое во время работы. Я хотел сказать, что мне все равно, какие фрукты будут дома на выходные, я сделал вид, что раздумываю, и сказал: «Виноград! Может быть, бананы?» Часто Леонтина Фэншоу цитировала своего мужа, который после первоначальных трудностей на новом месте постепенно стал осваиваться в Вене. «Вена начинает мне нравиться, – говорил он, – я начинаю чувствовать себя в Вене как дома!» Несколько дней спустя Леонтина Фэншоу сказала: «Я стала чувствовать себя в Риме как дома, Рим начинает мне нравиться!»

Я куда-то засунул мою записную книжку с изображениями высохших обряженных мертвых тел епископов и кардиналов из Коридора Священников катакомб капуцинов в Палермо. Сначала я перерыл весь свой кабинет и, не найдя ее там, энергично набросился на Леонтину Фэншоу: «Где моя записная книжка?» «У меня ее нет!» – тут же закричала она, воздев руки вверх. «Скажи мне, – тихо спросила меня миссис Леонтина Фэншоу, – записываешь ли ты в книжку свои личные дела?»

Когда я сидел за печатной машинкой, она поставила мне на письменный стол банановое молоко. «Я хочу, чтобы ты подкрепился, чтобы у тебя были силы, когда ты работаешь. Хотя когда ты пишешь, ты – несносен!» – сказала она. А ее подруга, Principessa azzurra, как-то раз сказала: «К. ак человек он несносен, но у него прекрасный язык!» как-то я засиделся за пишущей машинкой до темноты и вышел из кабинета совершенно не в себе, миссис Фэншоу спросила: «Доработался до звона в ушах?»

«Я не знаю, каково это было бы, если я снова вынуждена была бы жить в моей большой римской квартире одна, я уже так привыкла к тебе… Я живу так, будто каждый мой день – последний. Одна венецианская гадалка предсказала мне, что я не состарюсь, а, напротив, до самых своих последних дней останусь привлекательной… Приехав в Рим, я влюбилась в римских полицейских. Итальянцы изящны, у них узкие бедра, но римские полицейские дородны и сильны… Сейчас я буду на тебя ругаться, нет, я не буду на тебя ругаться, я просто хочу тебе что-то сказать. Всякий раз, когда ты принимаешь ванну, я об этом знаю, потому что ты никогда не складываешь после этого банное полотенце, а всегда вешаешь его на полотенцесушитель».

Она поставила цветы, принесенные гостями, в белую фарфоровую вазу в виде дамского сапога, которая стояла на шкафу. На кухне, рядом с большим старым холодильником стоял джутовый мешок с картошкой, на мешок были нанесены цвета итальянского флага и прямо по флагу шли маленькие отверстия, чтобы внутрь проникал воздух, и картошка не начала преждевременно гнить. Я перестал добавлять мед в молоко, увидев, что Леонтина Фэншоу хранит мед в прозрачной американской пластиковой игрушке в виде медвежонка Тедди, снимает с него цилиндр и достает мед из головы медведя. На ее автомобиле приклеен плакат: «Blood donors make better lovers». (Те, кто сдает кровь, – первоклассные любовники.)

«Берегись, живой ты отсюда не уйдешь! – кричала Леонтина Фэншоу жужжащей в квартире мухе и хлопала, пытаясь ее поймать ладонями. – Из Америки я привезла две мухобойки». Я стиснул зубы и сжал кулаки под столом, когда она ножницами стала поправлять фитиль горящей свечи.

Во время совместной трапезы под звуки пластинки с записью Римского-Корсакова, Шуберта или Шостаковича она распространялась о своем американском браке. Когда пластинка замолкала, а предложение обрывалось на полуслове, она тут же вставала, шла к проигрывателю и снова ставила пластинку, надеясь, что музыка заставит задержаться меня за столом и я дольше буду слушать рассказы о ее американско-австрийском браке. Но я вставал и сбегал либо в свой кабинет, либо в городские дебри. Не удержав меня с помощью музыки, Леонтина Фэншоу попробовала это сделать с помощью кофе. «Мы поели, – говорила она и решительно добавляла: – Ты хочешь еще кофе!» И она рассказывала мне, пока мы пили кофе, снова во всех подробностях о распаде своего брака и о распаде брака другой женщины.