Йозеф Винклер - Кладбище мертвых апельсинов

Приподняв крышку корзины для бумаг, я увидел, что Леонтина Фэншоу выбросила туда целую кучу засохших и еще зеленых листьев, сметенных ею с балкона, куда их занесло ветром и дождем с соседних деревьев. Закрывая кухонную балконную дверь, я увидел, что два листка застряли между балконной дверью и дверным проемом, вспомнил о моем младшем брате, которому я однажды прищемил дверью указательный палец. Так как у ребенка пальцы состояли из хрящей, он не закричал от боли. Я лишь почувствовал, что дверь идет с трудом, будто в щель попала щепка. Только зайдя на кухню, я увидел, что отец и мать гладят посиневший палец, который, как рассказывал отец, казалось, висел на одной только коже и сдавленной плоти, пока придавленное место снова не налилось кровью и палец не распух.

Застелив однажды свою широкую супружескую кровать свежим бельем, Леонтина Фэншоу, смеясь, показала мне на изображенных на нем Микки Маусов. Ей нравилось смотреть на героев комиксов также и на экране телевизора. Когда я смотрю телевизор, я всегда приглушаю цвет, но, включая телевизор, каждый раз вновь вижу на экране огненно-красные лица и руки. Прежде чем сунуть в стиральную машину мои брюки, она всякий раз вытаскивала из их карманов итальянские деньги. «Я не знаю, устойчивы ли итальянские деньги к действию воды», – сказала миссис Фэншоу. У меня не хватило духу ответить ей, что, по моему мнению, американским долларам наверняка не страшна никакая вода.

Однажды, когда я сидел за пишущей машинкой, миссис Фэншоу зашла в мой кабинет, неся свежесваренный кофе и чашку с молоком, и пока я, подняв крышку сахарницы, изукрашенной серебряной ложкой сыпал сахар себе в кофе, она сказала мне: «Эта серебряная ложка принадлежала американской мачехе моего мужа!»

Однажды, рассказала мне Леонтина Фэншоу, начальник накричал на нее. Она была так задета этим, что он спросил: «Почему вы не накричали на меня?» Когда шеф как-то раз вновь накричал на нее, Леонтина Фэншоу закричала на него в ответ. «Я не выношу, когда на меня кричат!» – закричал начальник. «А кто вам позволил на меня кричать?»

Пока я звонил художнику, который рассказал мне о том, что в венском Пратере, по слухам, повесился трансвестит, Леонтина Фэншоу, навострив уши, на цыпочках шла по коридору в ванную. В ванной она сняла свои контактные линзы и положила их в маленький пластмассовый резервуар с очищающей жидкостью, где они плавали из стороны в сторону, и сказала, что сегодня она нашла еще одну пластинку Шуберта, и добавила: «Сегодня ты сможешь послушать Forellienquintett!»

Я сидел в моем кабинете и стучал на печатной машинке. Не постучав – впрочем, я, возможно, и не слышал стука, – она зашла в кабинет, чтобы взять в стоящей в углу швейной машине иголку и нитку и пришить пуговицу к моей рубашке, и, пройдя мимо меня, выскользнула прочь. Через несколько минут, пришив пуговицу, она, опять не постучавшись, проскользнула в комнату и положила на место нитку и иголку, повесила рубашку на плечики и снова бесшумно вышла. Еще через четверть часа она постучала в дверь. Я продолжал стучать на машинке. Леонтина Фэншоу сунула голову в дверь и сообщила мне, что в ближайшие полчаса она будет мыть голову в ванной.

Миссис Леонтина Фэншоу охотилась за парой мотыльков, залетевших на свет в открытое окно. «Смерть тебе!» – воскликнула она, прихлопнув сложенной газетой «Республика» трепещущего мотылька. «Смерть?» – спросил я. «Не тебе!» – ответила Леонтина Фэншоу. Я вышел из гостиной, пару раз прошелся по своему кабинету, чтобы не видеть убийства мотылька, затем вернулся в гостиную. Прежде чем выйти из гостиной, я заметил, что она потеряла мотылька из виду. Хотя я и не выдал ей его укрытия, я все же не осмелился ей сказать, что мотылька надо оставить в покое. Я хорошо мог представить себе ее ответ, что-то похожее я уже слышал. «Я не желаю разводить паразитов в моей квартире». Леонтина Фэншоу не переносила также и цветочных лепестков на балконе. Вечерами, придя с работы домой, она брала веник и выметала их прочь. «Только вчера я убирала, а сегодня все это снова лежит здесь повсюду!»

Миссис Фэншоу рассказала мне, что недавно в австрийском культурном центре на празднике в связи с постановкой пьесы Гуго фон Гофмансталя «Любой» умер приглашенный на праздник пожилой римлянин. Большинство приглашенных подумали, что человек просто упал в обморок. Санитары спасательной службы вынесли мертвеца на белом врачебном халате из зала, где проходил праздник. Так как покойника вынесли настолько быстро, насколько это возможно, это происшествие не слишком обратило на себя внимание почти трехсот приглашенных. Пару дней спустя одна из итальянских газет написала, что во время представления «Любого» костлявая забрала австрийца. Жена покойного, тоже римлянка, пару дней спустя принесла свои извинения директору австрийского культурного центра за – как она выразилась – неприятный инцидент.