ЮСТЕЙН ГОРДЕР - ДИАГНОЗ и другие новеллы

Mor — fin? [86] Игра слов: morfin — морфий (норв.) ; mor fin — мама красивая (норв.) . Мама — красивая? Mor — fin? Конечно, мама снова станет красивой. Как там им в детском садике?

ПРОСНУЛАСЬ ЛИ ОНА от укола? Тогда ей было тридцать пять лет и перед ней была целая жизнь. Или же она снова заснула. Тогда всё это и было сном. И, быть может, ей никогда больше не проснуться.

Потому что теперь всё её тело покрыли метастазы. Теперь речь шла о днях или часах. Последние дни все её родственники собирались вокруг её кровати.

Отдельные разрозненные картины вставали в памяти.

Во всяком случае, она лежала здесь, в своей кровати, и ей на ум приходили шалости.

Можно ли умереть с мыслями о шалостях?

Существует ли мужской и женский пол по обе стороны жизни?

Ибо прах ты… [87] Слова Бога, сказанные им первочеловеку Адаму перед изгнанием из рая: «Ибо прах ты и в прах возвратишься». Быт 3: 1-23.

Вся её судьба таилась в этой формуле.

Либо два кокона и экстазы. Либо никаких коконов и метастазы.

Либо mor fin. Либо morfin…

— Юаким!

Она крикнула громче. Неужели она не издала ни звука? Тут она ощутила что-то рядом.

Не его ли это рука?

Однажды на другой планете внезапно обнаружили большой промышленный город. Населённый несколькими миллионами мыслящих существ. С небоскрёбами в семьдесят этажей и с хитроумной сетью электропоездов на много уровней под землёй…

Что бы мы сказали тогда?

Тут в один прекрасный миг меня осенило, что Нью-Йорк как раз такой город и есть. И что Земля — как раз такая же планета.

Охота на призраков может стать испытанием терпения. А потом обнаруживаешь, что ты и сам призрак…

Мы видим это в зеркале там — на стене. Видим, что это мы бродим вокруг в полумраке, это — мы сами и есть то загадочное.

Это происходит словно бы после серии безрезультатных попыток. Пусть бы телепатия была доказана с помощью одной-единственной убедительной попытки — и, стало быть, не только с помощью легкомысленных анекдотов или утомительной статистики. Не говоря уж о нашем желании видеть стучащую ножку стола или стакан, парящий в вольном полёте над столешницей.

Тогда мы, возможно, делаем шаг назад. Мы должны признать, что сами мы — чудо. Мы — не хуже, чем парящие стаканы или стучащие ножки стола. Мы — существуем!

Мы не видим ни ангелов, ни летающих тарелок, но мы видим наши собственные космические корабли. Мы не видим никаких марсиан, но мы видим нас самих.

СОВСЕМ НЕ ОРДИНАРНОЕ задание ожидало критика-искусствоведа, когда его вызвали в кабинет редактора. Короткой встрече суждено было повлиять на всю оставшуюся жизнь критика.

Редактор — коренастый человек, ровесник критика — сделал знак — опуститься на один из жёлтых кожаных стульев по другую сторону письменного стола. Он сел, а редактор озабоченным взглядом посмотрел на него сверху вниз. Не говоря ни слова, он пододвинул к себе стопку бумаг, быстро перелистал несколько страниц, затем подошёл к окну — и остался стоять там, глядя на город.

— Ты долгие годы разъезжал по галереям и музеям, — сказал он. — Ты положил начало дебатам об искусстве и его трактовке… — Тут он снова повернулся к своему коллеге: — Послушай-ка, ведь я ничуть не возражал против того, чтобы ты приносил свои репортажи. Ты ведь своё дело знаешь. Ты — способный писака…

Критик выжидающе смотрел на редактора.

— Но всё, что ты до сих пор писал в нашей газете, и всё, о чём ты писал вообще, — это так… как бы лучше сказать… это так условно…

Он снова перелистал несколько документов.

— Ведь ты ещё ни разу не представил произведение искусства, которое поистине грандиозно — или имеет такое огромное значение, что представляет интерес для всех без исключения читателей газеты.

Тут критик выпрямился на стуле. То, что редактор обладал репутацией человека чуточку бестактного, знали все в редакции. Однако же это высказывание прозвучало более грубо и резко, чем обычно.

— Последнее социологическое исследование среди читателей, — парировал критик, — показывает, что свыше двадцати процентов читателей газеты изо дня в день следят за моими статьями. Более пятидесяти процентов сообщают, что читают мои статьи с известной регулярностью. Никакие другие газеты в этом городе не уделяют столько внимания искусству и архитектуре. Наша газета считается ведущей культурной газетой страны… — Он ловил ртом воздух. — Но не все без исключения заинтересованы в искусстве, господин редактор! Того шедевра, о котором вы жаждете возвестить, не существует. Он вообще никогда не будет создан. Есть читатели, которым вообще нет никакого дела до того, как будет выглядеть новая ратуша [88] Старинная ратуша в Осло известна с начала XIV в. Новая построена в 1933–1950 гг. . Для этого они слишком заняты тем, что не отводят взгляд от асфальта.