Игорь Сахновский - Семья уродов (1961 год)

После этих слов я готова была ее расцеловать.

На обратном пути нам встретился какой-то потрепанный, убогий персонаж, похожий на облезлого дикобраза. При виде Борова он кинулся его тискать, приобнимать и выспрашивать обо всей жизни, так что нам с Верой пришлось ожидать в сторонке, пока закончится рандеву. Выяснилось, что фигуранты учились вместе, в одной школе в Петербурге лет сто пятьдесят назад.

Потисканный и приобнятый, Боров заметно скис и, кажется, готов был в срочном порядке сбежать из Ниццы. Вера ответила: “Подумаешь, несчастье. Ну, столкнетесь еще раз-другой”.

Мы вернулись в их временный дом, на желтую виллу, где при вечернем свете анонимные портреты в тяжелых тусклых рамах и мебель, претендующая на сожительство с кем-то из Людовиков, имели особенно безнадежный вид.

Раза два я намекнула, что готова откланяться, но хозяева и не думали меня спроваживать, их почему-то остро интересовало все, что касается меня и моего будущего. Собираюсь ли я, допустим, оставаться жить в Швеции или хотела бы сменить страну? Если я всерьез пишу и публикую стихи, то не стоит ли мне переехать в Америку? Там намного больше читателей, а значит, и писательских перспектив. Все это звучало как-то наивно, я молчала и вежливо пила чай с лимоном, который заварила Вера. Их обоих увлекла идея моего переезда за океан для поступления в Гарвард или Колумбийский университет. Они хоть сейчас готовы написать рекомендацию и ходатайствовать за меня.

Уже за полночь мои новые опекуны встрепенулись и кинулись провожать, несмотря на возражение: “Я уже достаточно взрослая, чтобы добраться самостоятельно”. — “Не имеет значения, сколько вам лет, — сказала Вера. — Важно то, на сколько вы сейчас выглядите”.

Пока мы шли по ночным улицам, меня продолжали воспитывать и наставлять. По их мнению, я должна завтра же выбрать отель поближе и получше. Вот хотя бы эту гостиницу “Марина” — просто замечательная! “Вера, откуда такая уверенность, вы жили здесь?” — “Нет, мы не жили. Но посмотрите сами, какие пальмочки расставлены у входа, ну прямо куколки!” Будь на ее месте кто-нибудь другой, я бы тут же обсмеяла и эти пальмы-куколки, и сладенький девичий восторг. Но она так ослепительно улыбалась и так заглядывала мне в глаза, что я ощущала в себе одну только радость.

Казалось, не было такой темы, которую супруги не могли бы досконально при мне обсудить. Представьте себе, Стэнли Кубрик, когда снимал постельную сцену с Гумбертом и Шарлоттой, совершенно пренебрег Володиным сценарием. Ужасно! Сын Дмитрий жалуется из Милана, что у него болит горло и он не может петь. Кухарка выздоровеет неизвестно когда. Еще бы не ужасно. Английскую набережную модернизировали до полного безобразия. Тоже кошмар. Нам, кстати, так нравятся автомобильчики “альфа-ромео”, почему бы не назвать их “альфа-Ромео-и-Джульетта”? А Володя, представляете, так и не научился водить.

Возможно, все это выбалтывалось искренне, от чистого сердца, не знаю. Но меня не покидало впечатление, что это рисовка, слаженная игра на зрителя, то есть на меня.

Забегая вперед, сознаюсь, что с какого-то момента мне станет смертельно важно все, что Вера думает или говорит за моей спиной. Каждое ее слово. Только этим и объясняется тот факт, что в один прекрасный вечер я вскрыла и прочитала письмо, которое предназначалось не мне.

Нет, я ничего не украла, все получилось намного легче. После нашей очередной прогулки втроем Вера спохватилась — не успела отправить письма, в том числе срочные, и я сама предложила: давайте отправлю на обратном пути. Она была так благодарна, что два раза назвала меня “милой”.

Милая так милая, не буду возражать. В моих руках оказались три письма для издателей и одно личное, адресованное, как я потом поняла, родственнице. Вот это четвертое письмо я ненадолго арестовала, оставила на вечер у себя.

Обойдусь без технических подробностей о том, как вскрывают, не повреждая, запечатанные конверты. Мне пригодились пар из кипящего чайника и старая бритвочка “Жиллетт”.

После обязательных донесений о текущих делах (Володя захвачен новым романом, пишет запойно, бодрый как никогда; погода солнечная; постоянной кухарки так и нет) бегущий почерк Веры, наконец, вознаградил меня коротким абзацем, ради которого я и пошла на преступление.

Вот что я узнала о себе.

Красавица шведка из хорошей семьи, но рано потеряла отца и порвала отношения с матерью. Судя по всему, блестящая умница, поэтесса, владеет чуть ли не десятком языков. При этом неравнодушна к женщинам, лесбиянка с совершенно “достоевским” темпераментом. При этом настолько напряжена изнутри, до такой степени наэлектризована, что иногда просто невозможно с ней рядом стоять. Мужской склад ума и слишком, пожалуй, мужественная внешность, но ей это идет. Володе нравится тоже.