Дмитрий Дейч: Преимущество Гриффита

— А то! — бодро отвечает старик голосом глубоким и хриплым, и Гриффит тут же узнаёт в нём короля блюза, чей портрет он видел, кажется, на старых пластинках.

— А ведь вы — тот самый…

— Тот самый и есть, — с готовностью соглашается блюзмен и надувает щёки, изображая кого-то из великих предшественников.

— Или нет?… — сомневается Гриффит.

Старик с лёгким презрением смотрит на него и медленным скользящим движением извлекает гитару из футляра. «Гитара похожа» — отмечает про себя Гриффит, чувствуя себя пристыженным. Музыкант приступает к делу, и несмотря на скрежет и вой движущегося с безумной скоростью вагона, Гриффиту удаётся расслышать:

— Stabat Mater dolorosa juxta crucem lacrymosa dum pendebat Filius…

Слезы — одна за другой — падают на обшивку сиденья. Поезд с отвратительным визгом дырявит пространство.

— Гриффит, «New York Times». Г-н Гриффит, что вы думаете о психоделических наркотиках?

— Странный вопрос. А почему вы решили, что я думаю о психоделических наркотиках?

— Ну… видите ли, есть люди, которые… выглядят так, будто… вы понимаете?…

— Не понимаю. Следующий.

— Гриффит, «Девятый Канал». М-р Гриффит, вы трижды отказывались от Нобелевской премии — в 1975-м, в 2002 и в 2014-м годах. Я думаю, нашим зрителям было бы любопытно узнать о том почему вы всякий раз принимали это непростое решение?

— Видите ли, мисс… Как только я нахожу в почтовом ящике это идиотское письмо: уважаемый г-н Гриффит, мы счастливы сообщить… и так далее… я думаю: блядь, ну что вы пристали со своей премией? Что-то в этом роде. Я ответил на ваш вопрос?…

— Гриффит, журнал «Эгоист». Г-н Гриффит, ваши открытия в области молекулярной биофизики…

— Ёптыть! Следующий.

— Гриффит, «Пицца Счастья». Кредит или наличные?

— Кредит. Кола — холодная, пицца — горячая. Иначе не видать вашему парню чаевых. Следующий.

— Гриффит, Церковь Апокалипсиса. Настало время подумать о будущем. Думаете ли вы о будущем, м-р Гриффит?

— Следующий.

— Гриффит, Департамент Полиции. Вы имеете право хранить молчание, если вы поступитесь этим правом, любые ваши слова могут быть обращены против вас в суде…

— Сле…

Гриффит не чурается зла, он зол не менее и не более, чем прочие-остальные. От многих других его отличает, однако, удивительное великодушие: мало кто умеет так трогательно (смиренно, безропотно) прощать себе то, к чему склоняет нас порой коварная изнанка человеческой природы.

Гриффит смеётся чаще, чем плачет. Если хорошенько подумать, он и не помнит когда последний раз использовал слёзные железы по назначению. А всё потому, что в детстве плакать ему запрещали, и больно били по щекам, стоило Гриффиту разреветься: «Чтобы не зря плакал!» «Так ведь не зря плачу!» — защищался Гриффит: всегда была какая-то причина, пусть и самая ничтожная. Но никто не хотел слушать, напротив: стоило пуститься в объяснения, били много больнее. Пришлось Гриффиту научиться смеяться всякий раз, когда было больно, и чем больнее было, тем громче он смеялся. Убедившись, что всё без толку, его оставили в покое.

С тех пор Гриффит смеётся беспрерывно.

Порой он смеётся в память о том мальчике, каким был, когда умел плакать.

Порой — думая о том, кем стал, когда плакать вконец разучился.

Свет электрической лампы отражается в окне, прикрытом шторой: в результате сложной оптической трансформации мерцающий шар делится на два полушария, каждое из которых в свою очередь рассыпается на множество светящихся фрагментов. Стоит повернуть голову, они тут же смешиваются в иной пропорции, и вся комбинация меняет форму — как в стёклышке калейдоскопа. Уличный шум прибавляет зрелищу убедительности, можно надеть наушники или сесть с книгой, но Гриффит продолжает смотреть, покачивая головой из стороны в сторону — как кобра под гипнотическим взглядом факира.

Обыкновенно, купив книгу, Гриффит первым делом отрывает и выбрасывает в ближайшую урну обложку. Зрелище не для слабонервных: с мая-месяца типографии перешли на суперклей марки СК5476-Е, и для того, чтобы отделить обложку, не повредив содержимого, необходимо наступить на книгу ногой, упереться и хорошенько дёрнуть обеими руками. При этом важен верный угол приложения силы, иначе дело может кончиться растяжением дельтовидной мышцы.

Геростратово рвение Гриффита не остаётся незамеченным: книгопродавцы складывают о нём легенды, разгневанные любители изящной словесности устраивают пикеты и норовят применить меры превентивного воздействия (вплоть до физического устранения), и, наконец, однажды некий молодой амбициозный автор подаёт на него в суд — за разбойное нападение и умышленное надругательство над объектом интеллектуальной собственности. Разбирательство Гриффит выигрывает «одной левой», вопреки неуклюжей защите адвоката, навязанного ему коллегией. На вопрос судьи о том, зачем он калечит книги, Гриффит отвечает совершенно откровенно и без всякого апломба: обложка мешает ему читать.