Я попытался еще увеличить скорость и обойти
Скрипкина. Даже поравнялся с ним и увидел его иронический взгляд: мол, дерзаешь? Ну-ну…
— Эй, малый, — закричали на трибунах, — на мировой рекорд замахнулся? Смотри, нога отстегнется!
Этот крик немного охладил меня, и я пропустил лидера вперед, «И чего они меня так осадили? Идется-то легко! Ну, ладно, — решил я через сто метров, — буду идти вторым, тоже для начала неплохо!» Хоп, хоп, хоп! Вот уже и первый круг кончается. Интересно, что крикнет Сапрыкин — как я прошел!
— Минута пятьдесят две! Плюс двадцать шесть! Полегче, Юркин!
«Вот это да! Ничего себе я поднажал!» — дорожка так и бежит под ногами.
— Осталось двадцать четыре круга, — раздался скрипучий и равнодушный голос судьи- счетчика.
«Действительно, что это я разогнался? Впереди девять километров и шестьсот метров, надо силы как-то рассчитывать…» И пошел я не только медленнее, но и более расчетливо — в момент сгибания ноги старался мгновенно расслабить бедро и стопу. Походка сделалась более легкой. Но Скрипкин за это время ушел метров на десять.
— Минута пятьдесят восемь! Плюс двадцать!
— А-а-сталось двадцать три!
«И зачем он так тянет — «а-а-сталось»? Нарочно? Так, подсчитаем. Двадцать шесть и двадцать. Значит, имеем в запасе сорок шесть секунд. Неплохо!
Вдруг сзади — сбоку — чук-чук-чук. Часто так и настойчиво. Я покосился вправо: а, это рыжий ходок чукается. Частит как пулемет, чуть ли не бежит.
Соперник поравнялся со мной и попытался обогнать, но я почему-то расценил это как дерзость и ужасно разозлился. Шутил-шутил, а теперь обгоняет! Ишь, какой нашелся! И я прибавил ходу — хоп, хоп, хоп!
— Руками, руками энергичней! — крикнул кто- то с трибуны. Неизвестно, кому был адресован этот совет. Но я его воспринял и, чтобы увеличить амплитуду, стал посылать локоть по дуге — вначале вниз, а потом уже назад. Скорость действительно увеличилась, и рыжий чуть-чуть отстал. Благодаря такому сопернику третий круг был пройден за минуту пятьдесят пять, и запас вырос почти до семидесяти секунд. Как будто все хорошо. Но… вдруг что-то изменилось: дорожка перестала стелиться под ногами скатертью и сделалась вязкой и сыпучей, воздух наполнился мелкими иголочками, коловшими изнутри всю грудь и мешавшими легко и свободно вздохнуть, солнце горячими длинными лучами сошлось на моей стриженой макушке и пробивало самодельную шапочку-платочек.
Четвертый круг прошел всего за две пятнадцать и добавил в «копилку» всего три секундочки. На пятом круге дышать стало еще труднее и, что еще неприятнее, появилась боль в правом боку. На тренировках иногда чуть побаливал бок — «печенка», как говорили опытные люди, но боль была так себе. Туповатая, вполне терпимая и при снижении скорости быстро проходила. А тут — не то! Сначала чуть-чуть, а потом вовсе разболелось. Кто-то неведомый тупым тесаком буравил мне изнутри весь бок в ритме шагов — ах, ах, ах!
Хотелось схватить этот бок руками, сжать его и замереть хоть ненадолго. Спасаясь от боли, я старался меньше раскачивать туловище, и действительно стало чуть легче, правда, самую малость.
— Терпи, солдат, маршалом будешь! Не поддавайся! — как-то приглушенно, из-за стены боли услышал я и, дернув головой, увидел, что это, сложив ладони рупором, мне кричит капитан Сапрыкин.
— Скоро станет полегче! — понесся мне вслед сапрыкинский голос. «С чего это вдруг станет легче? Не с чего… Мало еще я тренирован… а может быть, это и есть знаменитая «мертвая точка» и откроется какое-то там «второе дыхание?»
— Две двадцать пять! Минус семь!
— А-а-сталось восемнадцать кругов…
Рыжий ходок давно обошел меня, и его оранжевая, пламенеющая на солнце шея моталась где-то впереди в ста метрах. Ему тоже было нелегко (когда я входил в вираж, то видел, как на противоположной стороне на выходе из поворота «рыжий» напряженно дергал головой, как будто клевал). «Как петух», — пришло мне в голову. Сразу стало смешно и… легче идти. Меня обошли еще несколько человек, но я уже за ними не гнался, а искал свой собственный, доступный темп.
— Две двадцать! Минус две!
«Это уже лучше. Еще чуть-чуть прибавить, самую малость, и так держаться! При наличии запаса, который «подтаял» совсем немножко, должно получиться неплохо — может быть, даже меньше пятидесяти минут. Ну-ну, не будем загадывать…»
Дыхание постепенно установилось, и я, кажется, перестал себя чувствовать рыбой, выброшенной на песок. Оставалось лишь ощущение очень горячего воздуха, входившего в глотку и обжигающего трахею. Боль в боку как будто утихла, и лишь временами там поворачивался какой-то кирпич, задевавший своими острыми гранями за что-то нежное и наболевшее. Но затем этот кирпич укладывался удобней, и боль на время затихала.
Читать дальше