Лора Белоиван - Чемоданный роман

Это дядя Боря научил меня гнать самогон. Кладешь в раковину с проточной водой змеевик от холодильника, ставишь на плиту кастрюлю с брагой и гонишь. У меня получался лучший самогон в подъезде. Реализацию взял на себя дядя Боря: у него был большой круг знакомых.

Ингредиенты для браги доставались мне почти бесплатно — сахар и дрожжи хранились в дядибориной квартире мешками. На вырученные за самогон деньги я покупала сигареты, кофе и билеты на электричку до города В. На еду почти никогда не хватало, и дядя Боря подкармливал меня блинами, конфетами и кутьей. Пока я ела, он рассказывал мне постжизненные подробности про своих клиентов. Я искренне думала, что кошмары в рабочие дядиборины дни снятся мне только потому, что я ложусь спать на сытый желудок.

Кроме дяди Бори, других источников пропитания у меня на тот период не наблюдалось. Работы же не было даже в перспективе.

— Там целый камаз лука выкинули возле гастрика, — сообщил как-то раз дядя Боря. — Говорят, в основном совсем не гнилой.

— А вы пойдете? — Я метнулась за мешком.

— Дядя Боря еще только по помойкам не лазал, — сказал дядя Боря, и впервые за время нашего знакомства я увидела в его глазах отсвет той самой генетической грусти.

В луковой куче сурово и молча копалось человек пятьдесят моих однопосельчан городского типа. Лука действительно было много — выбирай, хоть завыбирайся. Я принесла домой три мешка в шесть ходок. Вторая, пустовавшая до сих пор комната моей квартиры превратилась в овощехранилище.

— Смердит, — констатировал дядя Боря, забирая у меня партию самогонки. — Сгниет.

— Может, возьмете немного?

— Ну, не больше мешка, — согласился он и вытащил из кармана куртки сложенный в тугую колбасу мешок.

Так мой и дядиборин похоронный рацион разнообразился жареным луком. Сковородку, хоть и без ручки, мне подарил собственно дядя Боря, а трехлитровую банку растительного масла привезла с парохода Ласточкина.

В хорошую погоду из окон моей квартиры было видно город В. — как раз в районе Второй Речки. В один погожий вечер Тихоокеанский флот напал на мирное население, взорвав свой арсенал. Над апокалиптически оранжевым горизонтом взлетали ракеты и, поиграв в догонялки меж безумно красивых огненных столбов, медленно падали туда, где жили мои друзья. Я почувствовала, что в такой эстетический для них час должна быть поблизости.

Микрорайон с друзьями был оцеплен милицией и пожарными. Уехать назад домой оказалось не на чем: в пригородных поездах разместили горожан, эвакуированных из зоны риска. Искать среди них знакомых было бесполезно; где-то к ночи я берегом моря дошла до других друзей, мы выпили водки, и настало утро. По радио сказали, что никто не погиб.

— Где ты шляешься? — спрашивал меня дядя Боря. — Оно мне надо?

Оказалось, друзья с маленьким ребенком Иркой приехали вечером ко мне, ткнулись в запертую дверь, и их приютил дядя Боря, у которого среди «всякого говна» оказалось даже сырье для молочной каши. Он накормил Ирку манной, уложил всех спать на своем единственном диване и сел в кухне волноваться за меня.

Вскоре меня взяли на работу в толстый еженедельник, а у дяди Бори появилась женщина.

— Плохо человеку без бабы, — сообщил мне дядя Боря. — Мою вот Катя, блять, звать.

Рядом с дядей Борей Катяблять смотрелась как использованная промокашка. На ней были вязаная синяя безрукавка и всегда свежий фингал. Несмотря на это, она ревновала дядю Борю, была жадной до денег и плохо слышала. Выпивать с ней дядя Боря не любил.

— Мой был у тебя? — спрашивала Катяблять, всякий раз расценивая мое молчаливое недоумение как подпись под протоколом. — Ну-ну.

Этого «ну-ну» я боялась больше, чем дядибориных клиентов, над которыми он лабал свое «тум-тум-ту-тум». И в том, и в другом звукосочетаниях мне стал мерещиться знак.

Я начала получать зарплату, но тут в магазинах кончилась еда. Дядя Боря где-то добывал совершенно феерическую снедь типа бройлерных цыплят, натурального кофе и полутуш свинины. Все это он пер сначала ко мне, где мы распиливали, разрезали, разламывали его добычу на две равные части, одну он сваливал обратно в мешок и шел домой, к Катеблять.

А потом я поменяла свою квартиру в пригороде на квартиру почти в центре города В., вышла замуж за Яхтсмена и уже больше никогда не видела дядю Борю. Однажды, правда, встретила своих обменщиков. Они рассказали мне, что Катяблять зарезала дядю Борю — 17 ран, — приревновав его к какой-то поселковой бабе.