Патрик Модиано: Смягчение приговора

— Ты пишешь? И у тебя получается?

Склонившись над ломберным столиком, он рассматривал листы бумаги, которые я изо дня в день пытался заполнить.

— Дерзаешь, с пером наперевес?

Он улыбнулся мне.

— Здесь не топят?

— Нет.

— И ты как-то обходишься?

Что я мог ему ответить? Я понятия не имел, как заплатить в конце месяца пятьсот франков за жилье. Мы, конечно, очень давно знакомы, но это же не повод жаловаться на жизнь.

— Обхожусь.

— Что-то непохоже.

На какую-то минуту мы с ним оказались лицом к лицу в оконном проеме. И хотя его называли Длинный на «ягуаре», я теперь был чуть выше его. Он ласково и открыто посмотрел на меня, совсем как во времена улицы Доктора Дордена. Жан Д. провел языком по губам, и я вспомнил, что он делал это часто у нас дома, когда задумывался. Его манеру вот так водить языком по губам и так пропадать где-то глубоко в своих мыслях я встречал позже у другого, совсем не похожего на него человека — Эмманюэля Берля [5] Герой книги П.Модиано «Эмманюэль Берль. Допрос». . И это меня потрясло.

Он молчал. Я тоже. Его приятельница по-прежнему сидела в кресле и листала журнал, валявшийся на кровати, — она подобрала его, проходя к креслу. Хорошо, что здесь была эта девушка, а то мы бы завели разговор с Жаном Д. Это было нелегко, я прочел это в его взгляде. С первыми же словами мы превратились бы в подобия фигурных мишеней в тире: задетые пулей, они тут же падают. Анни, маленькая Элен и Роже Венсан наверняка кончили тюрьмой... Я потерял брата. Ниточка разорвалась. Тонкая ниточка паутинки. От всего этого не осталось ничего...

Он повернулся к своей приятельнице и сказал ей:

— Отсюда прекрасный вид... Прямо Лазурный Берег...

Окно выходило на узкую пустынную улочку Пюже. На углу — сине-зеленый бар, бывшие «Сыры и вина», перед баром несла караул одинокая девица. Всегда одна и та же. И всегда напрасно.

— Прекрасный вид, правда?

Жан Д. разглядывал комнату, кровать, ломберный столик, за которым я писал каждый день. Он стоял спиной ко мне. Его приятельница, упершись лбом в оконное стекло, глядела на улицу Пюже.

Они распрощались, пожелав мне удачи. Чуть позже я обнаружил на ломберном столике четыре аккуратно сложенные пятисотфранковые бумажки. Я пытался найти его контору на улице Фобур Сент-Оноре. Пустые хлопоты. Я никогда больше не видел Длинного на «ягуаре».

По четвергам и субботам, когда не было Белоснежки, Анни брала нас с собой в Париж. Маршрут был всегда один и тот же, и, несколько напрягая память, я его восстановил. Мы ехали по Западному шоссе, затем туннелем Сен-Клу. Переезжали по мосту Сену, ехали по набережным Булони и Нёйи. Я помню роскошные дома, стоявшие на этих набережных, защищенные решетками и листвой; баржи и плавучие виллы, к которым спускались по деревянным лестницам: у общего спуска висели почтовые ящики, на каждом из них было написано название.

— Куплю я баржу, — говорила Анни, — и мы все будем жить здесь на ней.

Мы подъезжали к Порт-Майо. Я легко вспомнил это место по маленьким вагончикам, ездившим по Ботаническому саду. Однажды после обеда Анни повела нас покататься на этом поезде. Вот тут неподалеку и заканчивалось наше путешествие, в квартале, где слились до неразличимости Нёйи, Леваллуа и Париж.

На той улице кроны деревьев, росших по обеим ее сторонам, образовывали свод. Домов не было. Только сараи и гаражи. Мы останавливались возле самого большого и самого современного гаража, светло-коричневый фасад его украшал фронтон.

Внутри была комната, огороженная стеклом. Там нас ждал блондин с вьющимися волосами, он сидел в кожаном кресле за металлическим бюро. Лет ему было столько же, сколько и Анни. Они говорили друг другу «ты». Как и Жан Д., он носил клетчатую рубашку, замшевую куртку, а зимой — канадку и туфли на каучуке. Мы с братом между собой звали его «Бак Дэнни», потому что мне казалось, что он похож на персонажа из детского журнальчика, который я тогда читал.

Что могли рассказывать друг другу Анни и Бак Дэнни? И что они могли делать, когда дверь закрывалась изнутри на ключ, а за стеклами опускались оранжевые шторы? Мы с братом гуляли по гаражу, еще более таинственному, чем холл замка, брошенного Элиотом Зальтером, маркизом де Коссадом. Рассматривали автомобили, все по очереди; у одного не хватало крыла, у другого — капота, у третьего — шины; человек в спецовке лежал под кабриолетом и что-то чинил там с помощью разводного ключа; другой, со шлангом в руке, заправлял бензином бак грузовика, только что с ужасающим ревом подъехавшего. А однажды мы узнали американский автомобиль Роже Венсана с открытым верхом и решили, что они с Баком Дэнни — друзья.