Дмитрий Правдин - Записки из арабской тюрьмы

С середины ноября полицаи перешли на зимнюю форму одежды, вместо х/б надели полушерстяное обмундирование и стали закрывать вторую дверь. Она была цельнометаллической, с малюсеньким зарешеченным окошечком. Когда ее закрывали, то создавалась впечатление, что ты находишься в каменном мешке.

Когда была одна решетка и просматривался коридор, таких впечатлений не возникало. Правда, днем вторую дверь оставляли открытой, закрывали только на ночь.

Опять начались трения с сокамерниками, чего греха таить, многие меня ненавидели, и лишь только поддержка Тони не давала им со мной расправиться. С его уходом многое изменилось, бывшее окружение Тони было смещено сахби Кукки. Новый капран организовал новую правящую «верхушку», и теперь его команда стояла у руля. Большинство корешей Тони перешли в его лагерь.

На меня они «не наезжали», но и особо не вмешивались, если я начинал выяснять с кем-нибудь отношения. Была пара-тройка гнусов, которые хотели со мной рассчитаться. К счастью, оставался немой гигант Титти, которому я когда-то спас жизнь, и он при любых обстоятельствах принимал мою сторону.

Как-то в конце ноября мне пришлось драться сразу с тремя мерзавцами. Я уж не помню из-за чего все началось, столько было этих драк, что просто невозможно физически запомнить все поводы. Если хотят подраться, то повод всегда найдут.

В тот злополучный для меня день вечерняя прогулка подходила к концу, и Титти внезапно вызвали на свидание с родственниками. Я не заметил, но на это обратили внимание три шакала, которые давно охотились за мной. Раньше я каждому из них разбивал физиономии, теперь они объединились и выжидали подходящий момент для мести, но мешал Титти.

Когда прогулка закончилась и все направились в камеру, они оттеснили меня в дальний угол двора и стали избивать. Держаться против троих тяжело, они быстро сбили меня с ног и стали пинать. Я ужом извивался по цементному полу, прикрывая руками лицо и пах. Мне не давали подняться и продолжали наносить удары. Силы быстро покидали, сказывался малоподвижный образ жизни и плохая пища.

Внезапно удары прекратились и переместились в другом направлении. Я увидел, как черный гигант Титти словно щенят раскидал этих говнюков и в три удара уложил всех на пол.

Оказывается, по неизвестной причине он разругался с навестившей его сестрой и раньше времени вернулся в камеру. Увидев, что меня и этих придурков нет на месте, выскочил во двор и как раз вовремя.

Негр помог мне подняться, я подошел и отвесил по паре хороших пинков каждому обидчику, те лежали и изображали нечеловеческие страдания, корчась на полу. А может, и правда им было больно? У Титти-то кулаки почти с мою голову.

По приходу в камеру Титти устроил разнос пахану за то, что допустил мое избиение. Тот оправдывался как мог, и чтоб как-то смягчить гнев силача, повторно избил напавших на меня недоносков, когда те появились в камере.

Оказалось, что они сломали мне три ребра, но без повреждения органов грудной клетки. Многочисленные кровоподтеки покрывали мое тело, все ныло и болело. Но когда я ловил взглядом своих оппонентов, то боль уходила, и меня начинал разбирать смех. На них было жалко смотреть, разогнуться не могут, лица распухли, вместо глаз узкие щелки.

Стукачи, конечно, донесли все моршеду, тот вызвал нас в кабинет, где мы дружно заявили, что упали с верхнего яруса, причем все четверо одновременно. Моршед сделал вид, что поверил, и отпустил с миром. Хотя эти трое спали на полу, а я на первом ярусе.

После этого случая открытых нападок на меня не было, но исподтишка мелкие пакости чинились, то тапочек намылят, чтоб поскользнулся, то полотенце на грязный пол сбросят, то одежду сухую подмочат и т. п. Но это уже были мелочи, неприятно, конечно, но жизни такие проделки не угрожали.

Происходили еще незначительные стычки со вновь прибывшими парнями, которым не нравилась моя физия, но пара затрещин с моей стороны и маячивший за спиной Титти делали свое дело. Наверняка и они затаивали злобу, но поделать ничего не могли.

Я понимал, что если его уберут из камеры, то моя жизнь не станет стоить и ломаного гроша, так как Куккий и компания держали нейтралитет, но пока судьба по-своему благоволила ко мне.

Не успели толком зажить «боевые» раны и срастись сломанные ребра, как на дворе показался декабрь, а вместе с ним и обещанный праздник жертвоприношения Аид Мабрук (Куйрам-Байрам).

Восьмого декабря с утра по тюремному радио заиграла зокра и забили многочисленные барабаны, которые без устали пищали и гремели весь день. На утренней проверке мудир традиционно поздравил всех с праздником и от каждой камеры пригласил несколько человек посмотреть на жертвоприношение.