Миро на дух не переносил ожидание. У него появлялось много времени, чтобы о чём-нибудь подумать, обдумать, взвесить, спросить себя о том, что ему нужно оставить Арткину. Теперь перед ним стоял вопрос о девушке. Он думал о ней, сощурив глаза и видя её в передней части автобуса. Он пробовал заговорить с ней, следуя распоряжениям Арткина, но она была не слишком разговорчивой. Миро было интересно, о чём она думала. Подозревала ли она, что умрет прежде, чем этот инцидент будет завершен?
Она понимала, что Арткин лжёт, даже притом, что он лжёт умело?
Внезапная мысль поразила Миро: «Мне он лжёт тоже? Я также под влиянием этого его мастерства?»
Он закачал головой, словно так он мог бы избавиться от столь ужасной мысли.
Он заглянул в один из разрезов на окнах. Снаружи всё было тихо. Автобус был достаточно высоко, чтобы увидеть парапет по краям моста. Парапет мог защитить их, когда нужно будет переходить из автобуса в фургон. Здание через пропасть было всё также пустынно и бездыханно. Он искал глазами, где в деревьях от пуль снайпера могут полететь щепки, но он видел лишь заросли густой летней растительности. Наверху закричала птица; он не распознал этот звук. На его родине в долине реки, старики говорили, что горлинки и чайки кружатся в воздухе над апельсиновыми деревьями. В Америке он не видал ни горлинок, ни апельсиновых деревьев, хотя Арткин говорил, что они растут в южных районах, таких как Флорида, где Миро ещё не бывал.
Снова рыская глазами по небу, Миро услышал звук вертолета и затаил дыхание. Звук возрастал. Он почувствовал, что кровь тяжело запульсировала в его венах, и его сердце замолотило изо всех сил. От рёва двигателей вертолёта теперь задрожали стены автобуса. Это было похоже на то, что вертолёт приземлился на саму крышу автобуса, сотрясая весь его корпус.
Наконец ожиданию пришёл конец.
Всё только началось.
Когда Кет услышала звук вертолета, она сидела в отчаянии, изо всех сил сжав уже бесполезную баранку руля. У неё не было сил повернуться к детям, и она больше не желала встретиться взглядом с Миро. Она знала, что она обречена. Она это поняла в тот момент, когда увидела, что они в масках. Осознание этого вызвало у неё отвращение и чуть ли не рвоту. Они показали ей себя без масок. Она смогла бы их где-нибудь опознать, идентифицировать, указать пальцем на каждого из них в шеренге опознаваемых где-нибудь в полицейском участке так же, как это происходит в теледетективах. Свидетельства пяти- шестилетних детей в суде, вероятно, не имели бы силы. Но Кет знала, что живой они её не отпустят.
Чтобы хоть как-то оставить эти страшные мысли и не паниковать, она пошла в салон к детям, ероша волосы на их головах, нежно трогая их щеки, и разговаривая с теми, кто ещё не уснул. Большинство детей всё ещё сидели в состоянии полудрёма. Они были вялыми, словно мягкие тряпичные игрушки. Время от времени кто-то из них мог начать шевелиться или сидеть, кидая по сторонам непонятливый взгляд. Худенький веснушчатый мальчик с электрически-оранжевыми волосами дёрнул её за рукав, и, зевнув, он её спросил: «А когда мы приедем в лагерь?»
- Скоро, - ответила она. - По возможности скоро.
Он бледно улыбнулся ей и снова, вяло заморгав глазами, погрузился в полудрём.
Беловолосая девочка с голубыми, как море глазами, подходящая в кандидаты для победы на конкурсе «Самый Симпатичный Ребёнок», посмотрела на Кет. Её подбородок задрожал, и щекам потекли слезы.
- Что случилось? - мягко спросила Кет.
- Я забыла свою Класси, - пробормотала девочка.
- Кто такая Класси?
- Моя рафа Класси. - она вытерла слезы маленькой дрожащей рукой.
- Твоя, что? - спросила Кет. Она почувствовала на себе взгляд Миро, стоящего на следующем сидении и заклеивающего пленкой окна.
- Моя рафа, - сказала девочка, шмыгая носом, из которого потекли сопли. - Я хочу мою рафу.
- Она имеет в виду свою жирафу, - сказал мальчик, скомкавшийся на следующем сидении. Казалось, что он крепко спал. Когда он говорил, его глаза всё ещё были закрыты. Он был маленьким, толстым и даже круглым – с круглыми щеками и круглым животом. - Она всегда берет с собой свою жирафу, но сегодня она её забыла.
Девочка перестала плакать и даже обрадовалась:
- Ой, ты знаешь мою Класси, Раймонд? - спросила она.
- Конечно, я её знаю, - ответил он. У него был глубокий голос, словно идущий из глубины его толстого и рыхлого тела. Он открыл один глаз и осмотрелся вокруг, сначала на девочку, а затем на Кет. В этом глазу был блеск и тревога, яркое понимание того, что происходит. Едва ли это был глаз накачанного наркотиками ребенка. И он снова закрыл свой глаз. Кет внимательно изучала его. У неё было чувство, он сидел в полном сознании, слушал и наблюдал.
Читать дальше