Никколо Амманити - Я заберу тебя с собой

Но кого?

Проблема была в том, что Грациано, как кровосос ненасытный, вытянул все, что могла произвести здешняя скудная почва. Все стоящие (да, честно говоря, и некоторые нестоящие тоже) женщины прошли через руки Грациано. Тем он и был знаменит. Среди местных девчонок считалось, что если ты не спала с Грациано, значит ты уродка, на которую никто не позарится. Бывало даже, что некоторые ему сами предлагали себя, чтобы быть не хуже остальных.

И Грациано относился ко всем великодушно.

Только прошли те славные деньки. Теперь он возвращался в родные пенаты отдохнуть, как римский центурион, уставший в походах в чужую землю, и новых девушек не знал совсем.

Ивана Зампетти?

Не… Эта корова в серный бассейн и не поместится. И потом, тоже мне свежачок. Да сейчас все лучшие уже замужем, а если какая и согласится с ним поехать, так только в мотель в Чивитавеккью, но не на источники в Сатурнию.

Лучше эту затею бросить.

Как ни прискорбно, но единственный выход — трусливый, но иначе никак — сбежать. Сейчас он вернется домой, скажет матери, чтобы она прекращала эти кулинарные 24 часа Ле-Мана [3] 24 часа Ле-Мана — самая знаменитая автомобильная гонка на выносливость, проходящая в окрестностях французского города Ле-Мана. и сняла с себя обет, потом заставит ее поклясться Мадонной из Чивитавеккьи, что она никому не скажет правды, и сообщит ей: «Мама, я не женюсь. Эрика меня бр…» В общем, расскажет ей и уговорит ее прикрыть его какой-нибудь выдуманной историей типа: «Грациано пришлось внезапно поехать в турне по Латинской Америке». А лучше так: «Сегодня утром ему позвонил Пако де Люсия. Уговорил Грациано приехать в Испанию и помочь ему с новым альбомом». Ну, что-нибудь в этом роде. А потом он попросит у нее в долг на билет до Ямайки.

Вот как он поступит.

Залечит свои раны в Порт-Эдварде, покуривая травку и трахая мулаток. Даже мысль о джинсовом магазине показалась ему вдруг безмерной глупостью. Он музыкант, ему нужно всегда об этом помнить. «Я думал, что стану торговцем? Совсем из ума выжил. Я альбатрос, которого несут позитивные потоки, и я контролирую их легким движением крыла. И пошло оно все…»

Теперь ему стало получше. Намного лучше.

Он взял чашку и выпил капучино одним глотком.

Учительнице Палмьери не нравился «Стейшн-бар».

Девушка за стойкой там неприятная и вечно полно всяких мерзких типов. Которые сдергивают с тебя одежду сзади. Обсуждают тебя. Визжат, как грызуны. Она чувствовала себя там неуютно и потому не заходила туда никогда.

Но сегодня утром она решила остановиться у бара по двум причинам.

1) Потому что было еще очень рано, а значит, там не много народу.

2) Потому что она вышла из дома так поспешно, что не успела даже позавтракать. А без завтрака она не могла связно мыслить.

Она закрыла «Y10» и вошла в бар.

Грациано расплачивался, когда увидел ее.

Кто такая?

Мгновение он приглядывался к женщине.

«А, знаю, кто это. Она… Она школьная учительница. Как ее… Паль… Пальмири. Как-то так».

Он ее встречал несколько раз. В супермаркете. Но никогда с ней не заговаривал.

А некоторые так вовсе крестились, когда она проходила. Говорили, что она приносит несчастье. Да он и сам пару раз делал рожки у нее за спиной еще когда жил в Искьяно. Говорили, что она неприятная, странная, что-то вроде ведьмы.

Он о ней почти ничего не знал. В одном он был уверен — она приезжая, появилась откуда-то несколько лет назад и поселилась в одном из домов у дороги в Кастроне. Кто-то ему даже говорил, что она живет одна и что у нее мать больна.

Грациано внимательно рассматривал женщину.

Годится.

Нет, не просто годится, она красавица. Странная, специфическая красота, англосаксонского типа.

Видел он, как сидевшие за столиками в баре прекратили листать свои газеты, резаться в карты, пороть чушь, когда учительница вышла на площадь.

Они говорили, что она приносит несчастье, а сами кончали…

Он провел полный техосмотр дамочки.

Сколько ей лет?

Лет тридцать. Плюс-минус.

Под пальто на ней была серая юбка до колен, из-под которой видны были тонкие икры и изящные лодыжки. Классные ноги, ничего не скажешь. Туфли темные, на низком каблуке. Высокая. Худая. Шея аристократическая. Он никогда не видел ее с распущенными волосами, но догадывался, что они густые и длинные. И у нее, кажется, отменные сиськи. Черный обтягивающий свитер с высоким горлом обрисовывал два крупных холма. Лицо очень своеобразное. Скулы высокие, выступающие. Подбородок заостренный. Рот широкий. Глаза голубые. И эти учительские очки…