Никколо Амманити - Я заберу тебя с собой

Но этим вечером ее поджидали сюрпризы.

— Как рагу? Вкусно? — спросил довольный Итало. Он уже почти допил бутылку «Мореллино ди Скансано».

— Вкусно, вкусно! — ответила Алима. У нее была хорошая улыбка, широкая, открывавшая белые ровные зубы.

— Вкусно, да? А ты знаешь, что это не телячье рагу? Это колбаска.

— Не поняла.

— Там… сви… свинина у тебя в тарелке, — проговорил Итало с набитым ртом, указав вилкой на тарелку Алимы.

— Свинина? — не поняла Алима.

— Сви-ни-на. Свинья. — Итало хрюкнул, чтобы было понятнее.

Алима наконец поняла.

— Ты заставил меня съесть свинину?

— Молодец, поняла наконец.

Алима встала. Глаза ее вдруг загорелись. Она заорала:

— Ты дерьмо. Всё дерьмо. Не хочу тебя больше видеть. Меня от тебя тошнит.

Посетители, сидевшие вокруг, прекратили есть и уставились на них взглядом аквариумных рыб.

— Не шуми. На нас смотрят. Сядь. Ну же, это шутка, — Итало говорил вполголоса, пригнувшись, как собака.

Алима тряслась и бормотала, с трудом сдерживая слезы:

— Я знала, что ты полное дерьмо и что… но я думала… ИДИ В ЖОПУ! — Потом плюнула в тарелку, взяла сумочку, кожаную куртку и ринулась к выходу как разъяренный слон.

Итало догнал ее и схватил за руку:

— Ну, давай вернемся. Я тебе подарю тридцать тысяч.

— Оставь меня, дерьмо.

— Я пошутил.

— ОСТАВЬ МЕНЯ.

Алима вырвала руку.

Теперь весь ресторан молча взирал на них.

— Ладно, извини. Извини меня. Хорошо, ты права. Я сам съем колбаску. Возьми мои макароны. Там мидии и каба… он не свини…

— Пошел в жопу.

Алима удалилась, а Итало огляделся и, увидев, что все на него смотрят, приосанился, выпятил грудь, вытянул руку и махнул ею в сторону двери.

— Знаешь, что я тебе скажу? Иди ты сама в жопу!

Повернулся и возвратился за стол, доедать.

— Вот, — Пьетро протянул им ключ.

Все трое сидели на качелях.

— Дело сделано. Возьмите.

Но никто не шелохнулся.

— Итало тебя не видел? — спросил Баччи.

— Нет. Его нет. — Произнося эти слова, Пьетро испытывал огромное удовольствие, словно долго терпел, а теперь облегчился.

«Поняли, какие вы трусы? Устроили весь этот цирк, а его даже дома нет. Молодцы». Ему было бы очень приятно сказать им это.

— Как нет? Врешь! — заявил Пьерини.

— Его нет, клянусь! Машины нет. Я посмотрел… Теперь я могу пойти до…

Не успел он договорить, как от сильного удара отлетел назад и шлепнулся на землю.

Дыхание перехватило. Лежа на спине, он барахтался в грязи. Иначе как подлым ударом в спину это не назовешь. Пьетро разевал рот, вытаращив глаза, но дышать не получалось. Словно он очутился на Марсе.

Все случилось в одно мгновение.

Пьетро даже не успел отреагировать, как Пьерини кинулся на него.

Он вскочил с качелей и всем телом обрушился на Пьетро, словно на дверь, которую надо выбить.

— Куда тебе надо? Домой? Никуда ты не пойдешь!

Пьетро умирал, по крайней мере ему так казалось. Если через три секунды он не начнет дышать, он умрет. Собрался с силами. Втянул воздух. С глухим свистом. И задышал снова. Потихоньку. Только чтобы не умереть. Мышцы наконец его послушались, и он стал вдыхать и выдыхать. Баччи и Ронка ржали.

Пьетро спросил себя, сможет ли он когда-нибудь стать таким, как Пьерини. Швырнуть кого-нибудь на землю с такой же злостью.

Он не раз мечтал побить официанта из «Стейшн-бара». Но даже если бы он собрал все свои силы и злость и принялся бить его в лицо так сильно, как мог, тому ничего бы не сделалось.

«У меня когда-нибудь хватит смелости? Ведь для того, чтобы кого-нибудь толкнуть или ударить по лицу, нужна большая смелость».

— Говнюк, ты уверен?

Пьерини снова сидел на качелях. Казалось, он даже не заметил, что Пьетро чуть жив.

— Ты уверен?

— В чем?

— Уверен, что машины нет?

— Да. Честное слово.

Пьетро попытался подняться, но на него навалился Баччи. И уселся ему на живот всеми своими шестьюдесятью килограммами.

— Как тут удобно… — Баччи делал вид, будто сидит в кресле. Подгибал ноги, потягивался, использовал колени Пьетро как подлокотники. А Ронка, счастливый, прыгал вокруг.

— Пукни в него! Давай, Баччи, пукни в него!

— Я пы-таюсь! Я пы-таюсь! — кряхтел Баччи. Его похожая на полную луну физиономия побагровела от натуги.

— Давай! Давай!

Пьетро отбивался с нулевым результатом, только устал. Он не сдвинул Баччи ни на миллиметр, тяжело дышал, а от кислого запаха пота толстяка его тошнило.

«Лежи спокойно. Чем больше ты дергаешься, тем хуже. Спокойно».