Никколо Амманити - Я заберу тебя с собой

— А как же. Но… мы сегодня днем тоже не увидимся? — разочарованно спросила Глория.

— Днем я не могу. Я должен помочь отцу отремонтировать будку Загора, она за зиму сгнила.

— А, понятно. Значит, мы последний раз видимся?

— Три недели пройдут быстро, ты сама так сказала.

Глория кивнула:

— Ладно. Тогда пока.

Пьетро встал:

— Пока.

— Ты меня не поцелуешь на прощание?

Пьетро быстро коснулся губами губ Глории.

Они были сухими.

Грациано быстро проехал через Искьяно и выехал на дорогу, ведущую к дому Флоры.

Во рту пересохло, а из-под мышек лило ручьем.

От переживаний и жары.

Он будет умолять о прощении на коленях. А если она не захочет его видеть, он будет сидеть у ее дома день и ночь, без еды и питья, до тех пор, пока она не простит его. Ему потребовалась Ямайка, чтобы понять, что Флора — женщина его жизни, и теперь он ни за что не отпустит ее.

Оставалось каких-нибудь двести метров, когда он увидел за кипарисами, во дворе дома, синие огни.

Что еще стряслось?

«Скорая».

«О боже, мать Флоры… Надеюсь, ничего страшного. Ну, в любом случае, здесь я. Флора не будет одна. Я ей помогу, а если старушке пора умирать, так на самом-то деле даже лучше, по крайней мере с Флоры свалится эта тяжесть, а старушка обретет покой».

А еще там была полиция.

Грациано оставил машину на обочине и вошел во двор.

Машина «скорой» стояла у входа с раскрытыми дверцами. Полицейская машина — метрах в десяти от нее, тоже с раскрытой дверцей. И еще синий «Фиат Регата». А Флориной «Y10» не было.

«Да что…»

Бруно Мьеле в полицейской форме вышел из дома, повернулся и придержал дверь.

Появились санитары с носилками.

На носилках лежало тело. Покрытое белой простыней.

«Умерла старуш…»

Но потом он заметил нечто.

Одну деталь, от которой кровь застыла в жилах.

Прядка. Рыжая прядка. Выглядывавшая рыжая прядка. Выглядывавшая из-под простыни рыжая прядка. Выглядывавшая из-под простыни и свисавшая с носилок, как страшная падучая звезда, рыжая прядка.

Грациано показалось, будто земля под его ногами высосала из него все силы. Под ним лежал магнит, лишивший его начисто жизненных сил, обративший его в ни к чему не способный мешок костей.

Он открыл рот.

Крепко сцепил пальцы.

Ему казалось, что он теряет сознание, но нет. Негнущиеся, как ходули, ноги шаг за шагом несли его к Бруно Мьеле. Машинально он спросил:

— Что тут случилось?

Бруно, по уши занятый координацией операции по погрузке тела, резко обернулся. Но, увидев возникшего перед ним, как виденье, Грациано, на мгновение пришел в замешательство, а потом воскликнул:

— Грациано! Ты что тут делаешь? Разве ты не в турне с Пако де Лусией?

— Что случилось?

Бруно опустил голову и тоном человека, который и не такое повидал, произнес:

— Умерла Палмьери. Которая в школе преподавала. Умерла от удара током в ванне… Неизвестно, может, несчастный случай. Медэксперт говорит, что может быть и самоубийство. А я всегда знал, все говорили, что она чокнутая. С головой не дружила. Знаешь, что странно — в ту же ночь и ее мать умерла. Мор какой-то. Слушай, кстати, я сегодня устраиваю праздник для всех. Меня же повысили в звании…

Грациано отвернулся и медленно побрел к машине.

Бруно Мьеле постоял в недоумении, а потом обратился к санитарам:

— И что вы будете делать? Обе туда не влезут.

Позитивные потоки внезапно иссякли, и альбатрос, чьи роскошные крылья онемели от горя, падал вниз, в серое море и в бездонный черный водоворот, готовый принять его.

У Пьерини все сложилось как нельзя лучше.

Целый год учителя над ним изгалялись, но в конце концов перевели. Отец был счастлив.

Но это его не колыхало.

«Хрен они меня на следующий год увидят».

Фьямма тоже не закончил школу. Он говорил, что, если не нарываться, они в конце концов оставят тебя в покое.

А новости у него были вот какие: он завел важные знакомства в Орбано. Мауро Колабацци по прозвищу Эвакуатор и его группа. Банда шестнадцатилетних, тусовавшихся круглосуточно в «Йогобаре», кафе-мороженом, специализировавшемся на йогуртовом мороженом.

Эвакуатор был парень ушлый, он ему показал пару простеньких приемов обогащения. Разбиваешь стекло, соединяешь два цветных проводка — и готово, тачка твоя.

Раз плюнуть.

А за каждую пригнанную тачку полагались три куска (триста тысяч лир). Если дельце прокрутить вместе с Фьяммой, полтора куска, но какая разница, а компания — дело хорошее.