Марк Гиршин - Убийство эмигранта. (Случай в гостинице на 44-ой улице)

Я эти дни ничего не записывал, волнуюсь, что будет, мне позвонил ведущий из ОМО и предупредил, что гостиница оплачена до конца недели, за это время я должен найти себе работу и жилье. Я ответил, как Рита меня научила, дайте работу, тогда я уйду. Но он ответил, все, кто прибыл вместе с вами, давно работают, вы один почему-то не можете устроиться. Мы не будем для вас делать исключений. И повесил трубку.

Я звонил Рите несколько раз, хотел посоветоваться как быть, а она как назло где-то пропадает. Не может быть, чтобы она уже переехала. Говорила, только собирается. Позвонил Гану, есть ли у него работа для меня? Он ответил, он ломает себе голову, чем платить своему рабочему. Предложил, правда, позвонить в ОМО, чтоб меня не бросали на произвол судьбы, к его голосу прислушаются, потому что он когда-то что-то пожертвовал этой организации на помощь советским евреям. Лучше бы отдал мне долг, очень они будут слушать его за какой-то несчастный чек в пять или десять долларов. Больше он не давал, я уверен. Больше никому не звонил и никуда не ходил, знаю, что напрасно. Встаю поздно, на курсы уже не надо, а потом целый день даже не знаю, на что уходит. Вспомнил, что до сих пор не отдал напечатать те фото, из-за которых мы с Нолой поссорились, и отнес.

Вечером, когда я сидел в кресле в вестибюле, пришли откуда-то Вовы. Дежурный отдал им целую кипу писем, и они поспешили к лифту. Меня они не видели. Очень поздно, когда я смотрел телевизор, позвонил Вова и сказал, что лекция их через два дня, не смогу ли я придти, и было бы хорошо, если бы я привел с собой побольше эмигрантов с курсов английского, где я занимаюсь. А потом будет пиво и закусь соответствующая. В общем, старичок, ты можешь подскочить к нам наверх все это утрясти? Я был рад, что они меня позвали, не мог спать, такое настроение.

У Вов застал тот же кавардак, только всего стало больше: разбросанных вещей, неубранной посуды на столе. Они показали новую пишущую машинку, английскую, им подарило ОМО. На столе та же сухая колбаса, а на дощечке тяжелый нож, как будто с того времени, как они меня угощали, стол не убирали. Но зато нигде ни единой бумажки. Они объяснили, что рукопись хранят в банке, так здесь принято. Я ждал удобного момента, чтоб спросить насчет работы, у них много родственников американцев. Так и не дождался. Пришлось откровенно рассказать, какое у меня положение. Невольно Вовы выдали свое отношение ко мне, когда сказали, что сюда едут всякие люди, и каждый требует от Америки признания своих талантов, а не имеет на это никаких оснований, ему кажется, что он кто-то, но здесь очень быстро выясняется, кто — кто, и будь здоров, не хочешь работать на кухне, твое дело. Еще надо устроиться, ты забываешь, сейчас спад, перебила Люся. Старичок, это уже Вова, ты уже пожил здесь достаточно и наша дружеская откровенность тебя не обижает, да? Так дай нам немножко разгрузиться со всеми этими делами, подписать контракт в колледж, и мы займемся твоим трудоустройством, о'кэй? — прижал меня животом к стенке Вова. Старичок, что от тебя требуется? После лекции ты задашь эти вопросы, я тебе их записал, а мы постараемся удовлетворить законный интерес аудитории, и еще, ты должен будешь вежливо поаплодировать лекторам этой интересной лекции, но, конечно, не ломать ладони, как будто ты на смотре цеховой самодеятельности, не забудь, мы все-таки в Америке, два-три деликатных хлопка, это все, что от тебя требуется. Справишься?

Вовы тоже считают, непохоже, чтоб выселяли с полицией, но что я себе думал, ОМО не в состоянии содержать эмигрантов бесконечно, надо было найти работу. Вообще, правда, ведь другие как-то устроились. Не понимаю, почему я не мог.

Пришел к себе, лежал и смотрел в потолок. Что мне нравилось в издательстве? Приходилось встречаться с передовиками производства, а они рассказывали, как складывались их судьбы. Хотя брошюры выходили под их именами, писал их я, и их можно было бы считать теми же рассказами, если бы от меня не требовалось описывать производственные процессы. Но, правду сказать, и здесь можно было нарисовать похожий портрет, если не пожалеть времени.

С утра дождь. Мой колодец полон шума от падающей воды. Уже не рано, а в комнате темно. И мокро. Столик, на котором стоит телефон, залит водой. Мне лень было встать опустить донизу окно, чтобы не брызгало. Даже на подушку залетали капли. Настроение — хуже нет. Надо бы выйти купить газету и поискать что-нибудь в разделе «Спрос труда». Только подумал об этом, и перед глазами появились объявления, набранные мельчайшим петитом, вроде такого: «Н/пл. р. д-ь, бух-р ам. оп. н/м-е 5 л. зв. 8 а.м. — 5 р.м.», что означает: «Неполный рабочий день, бухгалтер с опытом не менее пяти лет, звонить с 8-ми утра до 5-ти вечера». Мне одно такое объявление перевести — это час, еще хорошо, если переведу, ведь в словаре сокращений нет. А в газете подобных объявлений столько, и так густо напечатаны, что через несколько минут начинает казаться, будто весь лист покрыт мельчайшим однообразным орнаментом. Я знаю одно, если бы каким-то чудом я сейчас очутился на любой работе, за любую плату, как есть, босиком, согласен выбежать на улицу плясать под дождь.