Марк Гиршин - Убийство эмигранта. (Случай в гостинице на 44-ой улице)

Пришел ответ от критика. Я сидел весь вечер со словарем, пока не перевел. Сначала критик написал, чтоб я извинил его за опоздание с ответом. А опоздал он всего на какие-нибудь дня четыре, не больше. Мы в издательстве на четыре месяца опаздывали и не извинялись. Потому что, по его мнению, рассказы могут быть напечатаны в Америке, кроме одного, который мне больше других нравился. Он считает, что этот рассказ хуже по форме и по стилю. В конце критик спрашивал, разрешу ли я ему дать один совет, именно, перевести хотя бы небольшую часть материала на английский. После этого я смогу предлагать рукопись издательствам с большей надеждой на успех.

Вместе с письмом от критика дежурный дал мне также извещение, что звонил Ган, но это неважно. Я вспомнил, сатирик, с которым я поспорил в ОМО, говорил, что переводчикам нужно много платить.

Вчера ничего не писал, не было ни минутки. Ган мне накануне позвонил, он вычитал в газете, в каком-то издательстве можно получить работу, печатать что-то по-русски на машинке.

Оказалось, надо пока заполнить анкеты. Заполнил. Один лист зеленый, другой желтый. И белый. Было совестно пачкать такие красивые листы своими английскими каракулями. На все вопросы ответил, кроме цвета глаз, не знал, какой у меня. Там же случайно узнал фамилию переводчицы и в каком издательстве она работает. Оказывается, она недавно даже перевела роман одного эмигранта о преступном мире в Союзе, написанный языком современной улицы, и он уже имеет успех.

Я поспешил в гостиницу за рассказами, а оттуда к ней. Она была неряшливо одета, лицо конопатое. Тут же согласилась прочитать. А мне уже не хотелось оставлять ей рассказы из-за этой книги о преступном мире, какого-то чтива. Поэтому я сказал, что мнение критика о рассказах не очень высокое. Какого критика, она насторожилась, и попросила показать его письмо. Но я не взял с собой письма. Это не обескуражило переводчицу. Тогда я сказал, что ее может неприятно удивить моя манера письма. Тут она впервые улыбнулась: меня ничем нельзя удивить. Потянула из моих рук папку и нажала вызов лифта. Все произошло так быстро, что только внизу я понял, у меня отобрали мои рассказы.

Вот и все. Завтра я заберу. Чтобы настоять на своем.

Она удивилась, когда увидела меня опять в приемной, и сразу предупредила, что еще не читала, не было времени. Я признался, что пришел забрать рассказы, в них ничего такого нет, ей будет неинтересно. Она нарочито вздохнула и спросила, позволю ли ей хотя бы составить свое собственное мнение? Подождите меня минуточку. Ушла к себе и принесла мне адрес и телефон литературного агента и посоветовала поговорить с ним. Таскать свои рукописи из одного издательства в другое в Америке безнадежное дело. И туг же на копировальной машине сняла копии рассказов и дала мне. После этого я переменил мнение о переводчице.

Я позвонил агенту, и она сказала, что я могу сейчас придти. Меня встретил секретарь и попросил подождать. Скоро агентша пригласила меня в кабинет. Усадила в кресло и попросила рассказать о себе. Точно, как в издательстве, где пришлось попусту заполнять анкеты, я был уверен, что и здесь это ни к чему. Но обстановка у агентши была приятная, небольшая комната, все стены заставлены полками с книгами, цветы, за окном стрельчатые зеленые крыши старых домов и отражающие солнце небоскребы. Агентша подтянутая и подвижная, письменный стол завален бумагами, видно, очень деловая. Ведь все на ней. Только телефон оплатить сколько надо денег. A у нее на столе два. У секретаря, надо думать, не меньше. И надо еще платить каждую неделю секретарю.

Стало жаль агентшу. У нее здесь было очень приятно, скорее, похоже на квартиру, чем на кабинет. Я бы только глядел в окна на крыши, такая панорама, а у нее стол стоял так, что она не могла видеть окна, ей не до крыш. Стало совестно занимать ее время. Поэтому я ответил только, где работал и учился, все равно на большее моего английского бы не хватило. Все же она спросила, какие мои произведения, толстые или тонкие. И печатали ли меня в Союзе. Меня не печатали, У меня даже было такое чувство, будто я ее обманываю, когда я почему-то поспешил сказать, что мои рассказы понравились известному московскому писателю, так неубедительно звучали мои слова в этой комнате.

После этого я почувствовал, что не могу больше ее задерживать, хотя агентша была приветлива и вовсе меня не гнала. Но оказалось, что я поднялся вовремя, в передней ее уже ждал другой посетитель, они обрадовано встретились и поцеловались. Агентша меня проводила к выходу и сказала, чтоб я позвонил, она мне скажет, возьмет ли на себя устройство моих рассказов.