Рауль Мир-Хайдаров - Велосипедист

В какой-то день Татьяна почувствовала, что ее шаткая семья с чрезмерно впечатлительным и странным мужем может распасться. Двое сорокалетних людей в роскошной трехкомнатной квартире вдруг поняли, что в погоне за чем-то необычным, призрачным не нашли времени завести детей, в заботе о которых, может быть, текла бы дальнейшая жизнь, лишенная мелочного самокопания и самолюбования.

Был момент, когда Татьяна вновь потянулась к Руслану, попыталась наладить прежние отношения. Ей казалось, стоит Руслану сменить работу, попасть в иную среду, и их отношения наладятся сами собой.

Дом моделей, который она возглавляла, не выполнял частные заказы, но в исключительных случаях кое-кто пользовался услугами известных модельеров, были среди них и люди, курировавшие строительство. Они-то обещали помочь Татьяне. Учитывая многолетний стаж Руслана, гарантировали приличное место. Руслан к радостному сообщению жены отнесся равнодушно, хотя знал, что новая должность предоставила бы ему персональную машину и более солидный оклад.

Ожидаемое женой примирение закончилось еще большим разладом.

* * *

Странно, но после ухода Татьяны Маринюк остыл к велосипеду и без сожаления подарил его мальчишке из соседнего подъезда.

На службе в долгие часы безделья он не раз пытался понять, что же мешало ему сделать это раньше, когда так просила, умоляла жена, и выходило, как ни крути, как ни изощряйся в оправданиях — иначе, чем капризом, это не назовешь.

В эти дни впервые приснилась ему Валя Комарова. Снилась молодой, красивой, только вот наряды у нее были почему-то Татьянины, и знала она о нем гораздо больше, чем он предполагал. Но не была она мила и нежна, как в тот раз, не говорила о его утраченном смехе, и даже улыбкой, ласковым взглядом не одарила.

Припомнила она тот давний-давний вечер и их первый в жизни несостоявшийся поцелуй. Она призналась, что действительно хотела, чтобы все было как в кино, но стоило ли судить ее так строго, ведь ей, провинциальной девчонке, было всего пятнадцать…

— А не играл ли и ты в жизни чужие роли, мой строгий судья? — серьезно спрашивала Валентина.— Разве оскорбился ты, разве пытался отмежеваться, когда тебя принимали за некоего Марселя? Нет! Тебе хотелось быть сыщиком и вором одновременно, хотелось прожить жизнь в тысячах лицах. Людей, давших тебе жизнь, ты стыдился, стеснялся их, таких, какие они есть…

— Уйди прочь! Не трави душу! — хотел крикнуть Руслан, но безжалостная Валентина в платье Татьяны и рта не давала раскрыть.

— Хотел прожить, как в оперетте — грустно и красиво. Но жизнь без борьбы не бывает, тем более у мужчин. За два билета на балет обиделся на весь свет и оставил работу, нужную себе и людям.

Он покорно склонил голову. Она была права, что и говорить.

— А за жену ты боролся? Смотрел со стороны, как уводят ее. Тебе не было дела до нее, ты занимался самокопанием и игрой в подставные лица…

— Оставь меня! Не желаю слушать,— хотелось кричать Руслану, но он почему-то не мог издать ни звука. Так бывает, когда падаешь в пропасть, хочешь кричать, проснуться — и не можешь.

— Ты всегда желал, чтобы понимали тебя, чтобы угадывали даже малейшие капризы твоей утонченной, как ты считал, души. А попытался ли ты хоть раз понять близких тебе людей?

Руслан вдруг сник и, не смея возражать, сидел, вжавшись в кресло, ожидая, когда же она замолчит, уйдет, растает, оставит его одного.

— А как назвать вас, сорокалетних Игорьков, Славиков, Русланчиков, на чьих плечах не лежат ни семейные, ни родительские, ни государственные заботы? Умные, образованные, утонченные — как вы считаете,— вы сознательно уходите от трудностей, свысока поглядываете на всех вокруг, иногда снисходите до советов, а потом вдруг удивляетесь, что и без вас идет жизнь и земля по-прежнему крутится.

Что молчишь? Может, я не права? Говори, теперь я послушаю тебя, хотя знаю, что ты припас аргументы на все случаи жизни,— сказала Валентина и отошла к окну.

— Да нет у меня никаких аргументов,— устало ответил Маринюк и проснулся.

До рассвета было еще далеко, но глаза больше сомкнуть не удалось, мысли кружились вокруг странного и неприятного сна. «Надо написать родителям, что приеду на Первое мая,— вдруг подумал Маринюк. А может быть… может быть… позвонить Татьяне?».

Ташкент, Ялта, май 1981