Геннадий Семенихин - Лунный вариант

— Ты, наверное, устал?

Он чувствовал странное, никогда не пробуждавшееся, доброе чувство к этой девочке. Горелов понимал, что она к нему потянулась оттого, что давно уже не испытывала мужской ласки, и этой ласки так не хватало в ее маленькой жизни. Девочка внимательно посмотрела на примолкшего гостя.

— Дядя Алексей, а летать страшно?

«Значит, у Лидии муж не был летчиком», — машинально отметил Алексей.

— Летать? — переспросил он. — Ах, ты о реактивных самолетах! Да нет, девочка, если хорошо знаешь машину и здоров, так не страшно.

— А вы хорошо знаете машину?

— Да, наверное… — запнулся Горелов

— И с вами никаких-никаких приключений не случалось?

— Со мною? — пожал он плечами. — Да нет, отчего же. Все-таки случались.

— Ну расскажи хотя бы одно, — вновь переходя доверительно на «ты», попросила Наташа. — Про самое маленькое-маленькое.

Он никогда не считал себя тщеславным человеком. Но сейчас ему очень захотелось рассказать о себе этой сломленной жаром девочке. Ведь, черт побери, были же, в конце концов, и в его жизни переделки, при воспоминании о которых спина вздрагивала от мурашек. Почему же он не имеет права о них рассказывать? Чем он, на самом деле, хуже своих товарищей, умеющих в часы досуга импровизировать байки из аэродромной жизни? И он стал рассказывать Наташе, как уже несколько лет назад вылетел на перехват воздушной цели в сырую пасмурную погоду, и когда возвращался на свой аэродром, то на огромной высоте обнаружил первые признаки пожара. Он поймал себя на мысли, что говорит намеренно громко, явно рассчитывая, чтобы его услыхала хлопотавшая по хозяйству в другой комнате Лидия Степановна. И от этого самопризнания он не ощутил неловкости.

— Понимаешь, Наташа, — еле удерживаясь от жестикуляции, повествовал Алексей, — в кабине дым, жара. Уже приборы не вижу. Не то усталость парализовала, не то сознание вот-вот потеряю. А ты уже взрослая и прекрасно понимаешь, что для летчика потерять сознание — это каюк. Самолетом ты уже не управляепть, и он летит себе на землю, как ему заблагорассудится. Подрастешь, станешь изучать физику и узнаешь, что такое закон всемирного тяготения. Так вот, по этому самому закону я и мог бы тогда врезаться в землю. Удар — и от моего самолета один только факел пылающий!

— И ты бы не спел мне песенку про барбосика красного носика?

— Не спел бы, Наташенька.

— Ну и дальше что ты сделал, дядя Алеша?

— Есть у наших военных летчиков такой специальный устав. И записано в нем, что в случае пожара летчик должен немедленно покидать боевую машину — катапультироваться. Знаешь, что такое катапульта? Она вроде пушки. Нажал на пиропатрон, происходит взрыв, и тебя вместе с креслом выбрасывает из кабины. И ты на парашюте спускаешься на нашу грешную землю.

— Ты спустился? — догадалась Наташа.

Алексей отрицательно покачал головой:

— В том-то и дело, что нет. Командир мне кричит по радио: «Немедленно катапультируйся!» А я молчу.

— Почему же ты молчал, дядя Алеша?

— Командир не знал, что в те секунды я пролетал над большим городом. А там люди на работу идут, детишки такие, как ты, с портфеликами в школу торопятся. И как только представил, что сам выпрыгну, а машина моя горящая на город упадет, кого-нибудь убьет, а то и целый дом разрушит, жутко стало. И я не выпрыгнул. Довел машину до аэродрома, посадил. Тут пожарники набежали, из брандспойтов стали ее поливать. И был в ту пору на аэродроме один самый главный маршал. Стал я ему докладывать, что такой-то выполнял такое-то учебное задание, а он меня спрашивает: «Как фамилия, говоришь? Горелов? Ну, тогда ты все огни и воды пройдешь, раз с такой фамилией не сгорел».

Алексей обернулся на еле уловимый шорох. Лидия Степановна стояла в дверях, держа в одной руке тарелку, а в другой кухонное полотенце. Большие глаза были наполнены страхом.

— Алексей Павлович, так это на самом деле произошло с вами?

— Да, было, — махнул он небрежно рукой.

— И вы бы могли… — начала она стынущим голосом.

— Мог бы с вами сейчас не разговаривать, — прервал он беспечно.

— Ну и страшная же у вас профессия.

— Страшная? — переспросил Горелов. — А вы знаете, как однажды купец спросил у матроса, не страшно ли тому плавать. Матрос говорит: «Нет». Купец снова к нему: «Где утонул ваш дед?» — «В океане». — «А отец?» — «Тоже в океане». — «И вам не страшно после этого плавать?» Тогда моряк в свою очередь спрашивает: «Простите, а где опочил ваш дедушка?» — «На собственной кровати». — «А ваш панаша?» — «Тоже на собственной кровати». — «И вам не страшно после этого ложиться на собственную кровать?»