Геннадий Семенихин - Лунный вариант

Горелов на него посмотрел — и ни в движениях, ни в ленивом позевывании не уловил никакой искусственности. Представил, что Убийвовк уже не однажды гонял «над степом» такие самолеты с осипшими, умирающими двигателями. Гонял опасно и трудно. Но ни взмахом бровей, ни прищуром зеленых глаз не хочет на это намекнуть. Профессия! Редко встретишь летчика, способного ею хвастаться и выдавать за геройство свое отношение к трудностям.

«Пожалуй, зря я сужу его так строго, — подумал Алексей про себя, — сколько я там насчитал? Три ноль? За этот ответ придется приплюсовать очко, пусть будет три один».

— Да разве такую машину на степь посадишь? — поинтересовался Алеша.

— Если припрет, так посадишь.

— А припирало когда-нибудь?

— Было разок.

— Ну и что же?

— Жить захотелось, когда шасси стал выпускать. Вот и балакаю теперь с вами.

— Чудной вы, майор.

— Какой уж есть. Продолжайте свои умственные и физические разминки, а мне дайте поспать.

— Да ведь не мешаю, кажется, — ухмыльнулся Горелов.

Убийвовк взбил подушку и хотел уже на нее завалиться, но вдруг спохватился:

— Постойте, капитан. Я все уже вам рассказал — и кто, и откуда, и куда четырехтурбинный экземпляр погоню. А вы что можете сказать в свое оправдание?

— Летчик, такой же, как и все, — вяло отмахнулся Алексей, — только песню эту «наша жизнь коротка» не знаю. Это что? Из Есенина, что ли?

Убийвовк подложил под щеку кулак и прыснул:

— Ге-ге, парубок, вы ще скажете, это из Евтушенко. Нехорошо. Надо знать такие вещи. Це ж классика.

— Все знать нельзя.

— Но это же элементарная вещь, это старая добрая студенческая песня.

— А вы все элементарные вещи знаете, майор?

— Да как сказать. Смотря что вы имеете в виду?

Горелов убрал со стола законченный шарж. Засмеялся, и кудряшки вздрогнули на его голове. Как менялось с годами его лицо! Еще недавно было оно мягким, обрамленным детским пушком, и в глазах что-то всегда таилось от детства — ямочки на щеках плясали, если улыбался. А сейчас зрачки потемнели, губы стали тоньше, упрямее, часто смыкались в одну полоску, когда задумывался или старался обиду перебороть какую.

— Что я имею в виду? — переспросил он. — А вот что. Как-то ребенок поинтересовался у своего отца: «Скажи, папа, почему все считают тебя великим?» Отец подумал и ответил: «Знаешь, сынок. Жук за свою жизнь проделывает огромный извилистый путь по земле, но ни разу на него не оглядывается. А я оглянулся на свой путь и на его извилины. Я увидел свой путь. Может, поэтому меня и стали считать великим». Кто это сказал, майор?

Убийвовк на локтях поднялся над кроватью, глаза округлились.

— Мей брей, та, ей-богу, не знаю. Балакай дале, капитан. Я буду с радостью слушать.

— Альберт Эйнштейн.

— Да ну? Тот самый, что выдумал теорию вероятности и относительности?

— Положим, не выдумал, а развил, углубил.

— И над атомной теорией работал.

— Это так, — согласился Горелов и весело рассмеялся: — Как видите, каждому свое. Вы в студенческих песенках прошлого века хорошо ориентируетесь, а я в изречениях великих математиков и физиков.

— Это ваша профессия?

— Возможно, и так.

— А бокс в наилегчайшем весе?

— Это уже самодеятельность, — развел руками Горелов.

Убийвовк даже вскочил с постели:

— Ничего не понимаю. Кто ты такой, капитан? Так темнишь, что и сам запутался.

Горелову стало весело. Он вспомнил последние указания их веселого секретчика майора Дробышева, советовавшего любыми путями уклоняться от расспросов об их особой группе, ну а уж если собеседник окажется не в меру упрямым, говорить о том, что прибыл в Степновск с особой группой парашютистов, и на этом ставить точку. Он так и сделал, но получил в ответ только гримасу.

— Особая группа? — презрительно переспросил Убийвовк. — Куда ни пойди — везде только и слов, что особая группа. В столовой для вас целый зал, в Доме офицеров всегда в первых рядах сидите. Спасибо еще, что из одной гостиницы с вами не выселяют. Чем же вы, позволю себе спросить, занимаетесь?

— Парашютными прыжками, — ответил Горелов уклончиво.

— Хм… — недоверчиво кашлянул неугомонный Убийвовк. — Шоб мои очи повылазили, колы я ими не бачил на вашей тужурке значка военного летчика второго класса. Вы же пилотяга, а не прыгун. Чого ж вы мени туточки баки заливаете? Хотя, погодьте. Мабудь, вы на самолете бросать их возите, тех прыгунов?

— Вожу, — подтвердил Алеша, желая поскорее избавиться от этого затянувшегося допроса. — На правом сиденье летаю.