Геннадий Семенихин - Лунный вариант

— Да. Это так, Алеша, — подтвердил главный конструктор, с интересом вслушивавшийся в его слова.

— И, тем не менее, стыковка — великое дело, Тимофей Тимофеевич, а то, что сейчас подготовлено, превосходит все ожидания. Если на огромной высоте можно соединить два корабля, значит, в свое время космический корабль, следующий по окололунной орбите, сможет забрать кабину с космонавтом, после того как она отделится от лунной поверхности и станет на ту же орбиту…

— Но есть еще и второй вариант, — прервал его конструктор. Горелов встретился в упор с выпуклыми изучающими глазами. — Есть еще одно благородное назначение стыковки…

— Тимофей Тимофеевич, я вас понял, — подхватил Алексей. — Стыковка доказывает, что можно будет спасти любого космонавта, находящегося на корабле, терпящем бедствие. Другой корабль выйдет на ту же орбиту, сблизится с попавшим в беду кораблем и возьмет на борт оттуда человека.

Горелов на цыпочках проходил по залам координационно-вычислительного центра. Мягкий пенопластовый пол глушил шаги, и казалось, что идет Алексей по воздуху. У экранов контрольных приборов стояли и сидели люди. Молодые, среднего возраста, пожилые и даже старые. Штатские и военные. Увенчанные щедрыми прическами и лысые. Спокойные и волнующиеся. Тихими голосами они докладывали друг другу о каждой секунде полета далекого невидимого корабля. Было строго и торжественно, как в большом храме.

Станислав Леонидович, шагавший впереди Горелова, был в белом халате, спина его с острыми лопатками слегка покачивалась. Пройдя огромный длинный зал, Станислав Леонидович осторожно открыл голубую дверь, и Горелов, следом за ним, вошел в просторную комнату. Матовые плафоны едва тлели на потолке, и от этого комната казалась темной. Но это лишь в первые секунды. А потом сказочно-голубой свет становился приятным для глаза и все окружающие предметы приобретали правильные очертания.

У большого экрана телевизионной установки стоял главный конструктор «Зари». Горелов никогда не видел Тимофея Тимофеевича таким. Сутуловатая широкая спина его была резко, по-молодому выпрямлена, плечи гордо развернуты. Редкие зачесанные назад волосы серебрились сединой, выпуклые глаза были устремлены вперед, и весь он чем-то напоминал сейчас воина на коне, покидающего поле брани после победного сражения. Большая рука Тимофея Тимофеевича сжимала телефонную трубку.

— Теперь не остается сомнения, — гремел его голос. — Осечка невозможна. Минуту назад мы получили последние телеметрические данные. Состояние всех членов экипажа отличное. Метеорных частиц за бортом корабля нет, радиация незначительная. Она составляет примерно одну тридцать четвертую той, на которую рассчитан скафандр. Летчик-космонавт Сергей Ножиков и летчик-космонавт Евгения Светлова выходят в открытый космос.

Связь работала безупречно. Горелов и Станислав Леонидович услышали в трубке далекий, чуть приглушенный расстоянием, но все же отчетливый голос.

— От души поздравляю с победой, Тимофей Тимофеевич! Рядом со мною сидят члены Политбюро. Они вас тоже поздравляют. И вас, и экипаж, выполняющий задание, и всех, чьим разумом и чьими руками этот полет подготовлен.

— Спасибо, — просто сказал конструктор.

— А как чувствует себя товарищ Горелов? — спросили на другом конце провода.

— По-моему, превосходно, — ответил Тимофей Тимофеевич, покосившись на Алексея. — Стоит за моей спиной и улыбается.

— Дайте, пожалуйста, ему трубку. А вам желаю еще раз успешно завершить руководство полетом.

Главный конструктор протянул белую трубку и приглушенным голосом, переходящим на шепот, сказал:

— На, Алешка. Это секретарь ЦК.

— Летчик-космонавт капитан Горелов слушает, — побеждая волнение, произнес Алексей.

— У вас очень молодой и очень бодрый голос, — донеслось из Москвы. — А как с настроением?

— Превосходное. Тимофей Тимофеевич правду сказал.

— Рад и от вас это услышать. К заданию подготовились полностью?

— Полностью, товарищ секретарь ЦК.

— Никаких сомнений, неясностей и тревог предстоящий полет вам не внушает?

— Нет. Если понадобится, готов пожертвовать и жизнью ради…

— А вот это лишнее, — прервал его отчетливый голос секретаря ЦК. — Ваша жизнь слишком дорогой капитал, чтобы ею жертвовать. Вы должны обязательно вернуться и вернетесь. Может быть, у вас есть какие-нибудь просьбы, пожелания?

— Есть одна. Если можно, чтобы мама меня после возвращения встречала.