Иосиф - Эшелон

Сидя за столиком, я спросил у Артемия Исааковича, как ему удалось это место протащить через Главлит? Неужели и там сидят совсем уж молодые люди, ничего не знающие и не помнящие? «О нет, — ответил Артюша, — я их просто перехитрил. У меня в рукописи было одно особенно смачное место. После долгого торга я это место убрал, а взамен потребовал оставить киноэпизод!» Мое любопытство было возбуждено до крайности. «Какое же место Вы убрали?» И тут Алиханян поведал мне совершенно удивительную историю.

Арцимович долго и тяжело болел сердцем. Его смерть, однако, была «тактически» внезапна — «стратегически» она давно уже ожидалась. Он умер скоропостижно после некоторого, довольно длительного периода сравнительно приличного самочувствия. Никакого завещания поначалу обнаружено не было — Лев Андреевич, по-видимому, гораздо чаще думал о Минске и о других земных делах, чем о бренности человеческого существования. Сразу же возникли невероятной трудности проблемы, связанные с дележом движимого и недвижимого имущества между наследниками. Претендентов, по-видимому, было немало. И чтобы разобраться в этом хаосе, убитая горем вдова попросила помощи у товарища юности покойного — Артюши. Тот с головой окунулся в это муторное дело со слабой надеждой на успех. И вдруг — о, счастье: Алиханян узнал, что у референтки Арцимовича Тамары Федоровны в делах отделения физики и астрономии находится подписанный документ, который вполне может быть истолкован как завещание!

Происхождение этого документа было таково. Как-то раз, когда по своему обыкновению Лев Андреевич поздно засиделся в отделении, у него случился сильный сердечный приступ. Шефа спасла Тамара Федоровна, отпоившая его нитроглицерином и еще чем-то. Когда приступ прошел, Лев Андреевич впервые ясно понял, что дела его плохи, и тут же, несмотря на стандартные оптимистические увещевания Тамары Федоровны, взял у нее бумагу и написал завещание. Секретарша положила его в сейф, и оба они об этом эпизоде забыли.

И вот важнейшая бумага у Артемия Исааковича. Но это еще не документ! Чтобы бумага стала документом, как выяснилось, необходима была виза Келдыша, а после нее — подпись председателя Моссовета тов. Промыслова. С этим делом Артюша и пошел на прием к Президенту Академии наук, который, зная о его хлопотах, весьма любезно, а главное, быстро его принял. Однако, когда Келдыш прочел начало подписанной Львом Андреевичем бумаги, его физиономия сразу же приобрела свое обычное брюзгливо-скучное выражение, и он категорически отказался поставить под этой бумагой свою визу. А бумага начиналась так: «Понимая, что сроки, отпущенные мне Природой и Творцом, подходят к концу…» По-видимому, Президент не счел себя уполномоченным визировать бумагу, направленную в столь высокую инстанцию.

После такой неудачи настойчивый Артюша направил свои стопы к Кириллину. Владимир Алексеевич без проволочки завизировал бумагу и только спросил у Алиханяна: «Ха-ха, значит, он верил в бога?» Артюша ответил, что к юридической части документа этот вопрос прямого отношения не имеет.

За десертом я повторил вопрос Владимира Алексеевича. «Он был верующим христианином», — ответил Алиханян. Кроме официальной гражданской панихиды, его потаенно отпевали по церковному обряду». Мы расстались с Артемием Исааковичем, и больше я его не видел. Вспоминая удивительно разнообразные грани личности Льва Андреевича Арцимовича, я неизменно восхищаюсь этим одаренным человеком. Я полагаю, что он прожил неплохую жизнь.

Хотя, как говорится, «по большому счету» никаким настоящим ученым он не был и ничего стоящего самостоятельно не создал. Тем более удивительно, что нынешние эпигоны считают его чуть ли не творцом идеи термоядерного синтеза. Это тем более отвратительно, что о подлинном творце этой замечательной идеи говорить сейчас не положено… Однако Лев Андреевич тут уже не при чем. Все-таки он был интереснейший человек и скучно с ним никому не было.

В январе 1967 г. я первый раз приехал в Соединенные Штаты. В Нью-Йорке собирался второй Техасский симпозиум по релятивистской астрофизике — пожалуй, наиболее бурно развивающейся области астрономии. За 4 года до этого были открыты квазары, и границы наблюдаемой Метагалактики невероятно расширились. Всего только немногим более года прошло после открытия фантастического реликтового радиоизлучения Вселенной, сразу же перенесшего нас в ту отдаленную эпоху, когда ни звезды, ни галактики в мире еще не возникли, а была только огненно-горячая водородно-гелиевая плазма. Тогда расширяющаяся Вселенная имела размеры в тысячу раз меньшие, чем сейчас. Кроме того она была в десятки тысяч раз моложе. Я очень гордился тем, что сразу же получивший повсеместное признание термин «реликтовое излучение» был придуман мною. Трудно передать ту атмосферу подъема и даже энтузиазма, в которой проходил Техасский симпозиум.