Эндрю Круми - Принцип Д`Аламбера

— Кем ты станешь, когда вырастешь, Д'Аламбер? Я смотрю на блестящие кусочки мрамора в песке, видя великие вопросы и глубокие проблемы, жизнь, полную славных достижений, множество жизней, сливающихся и вновь разлетающихся в вечном и бесконечном движении.

— Когда я вырасту, то стану астрономом, — отвечаю я другу, — и открою, что заставляет звезды двигаться. А кем станешь ты, Бернар?

— А я вообще не хочу расти, — говорит он в ответ. — Я хочу всегда играть с тобой в песке кусочками мрамора, как сейчас.

И мы продолжаем играть, греясь теплом вечного солнца.

Магнус Фергюсон, сын обойщика, родился в 1712 году в Стрэтхерде. Одаренный мальчик с детства занимался самообразованием, а в 1730 году отправился на поиски счастья в Эдинбург. Там он попал в так называемый Килмартинский клуб — группу католических художников, интеллектуалов и праздношатающихся острословов. Символом и главой клуба был блистательный и злополучный граф Блэнтайр. Благодаря этому могущественному покровителю Магнус Фергюсон получил возможность заниматься философией. Кроме того, он был непременным участником всех выходок и безобразий, которыми прославился «клуб».

О личности Фергюсона нам известно очень мало. О нем написал его товарищ по клубу Атанасиус Скоуби в своих «Мемуарах известного негодяя», изданных небольшим тиражом в Италии в 1783 году. Весь тираж (которого хватило только на тесный круг друзей и поклонников поэта) был утрачен. Все, что осталось, — это итальянский перевод 1803 года, из которого становится ясно, что даже куски, принадлежавшие самому Скоуби, представляют собой по большей части фантастические выдумки стареющего сифилитика, тоскующего по навеки ушедшим дням юности. Тем не менее Скоуби был культурным и умным человеком, хорошо понимавшим идеи Фергюсона, а его упоминания о философе выдают тепло, за которым стоит нечто большее, чем старческие конфабуляции или вставки одаренного богатым воображением переводчика. Следующий отрывок (обратный перевод с итальянского) служит единственным источником, из которого мы можем почерпнуть сведения о философских взглядах Фергюсона, изложенных им в утерянном эссе «Естественная история человеческой души». Нам представляется, что этот отрывок может послужить подходящим введением в его «Космографию» — единственный сохранившийся философский труд Фергюсона.

Мы пили и болтали до глубокой ночи, а потом вся наша веселая и легкомысленная компания высыпала на улицу. Семпл говорил о поэзии, Гарви о женщинах, а все остальные кричали одновременно, не слушая друг друга. Чтобы я не шатался, кто-то заботливо поддерживал меня под руку.

Путь к Джо Хендри оказался долгим, шли мы не очень уверенно, и вся наша пьяная компания растянулась по дороге, как неудачный плевок по бороде перебравшего шкипера. Кто-то все время держал меня под руку. Фергюсон и Арнотт вырвались вперед, и когда мы обогнули угол, следуя за ними, то в тусклом свете луны я увидел, что они разговаривают с группой из пяти или шести молодых людей, обступивших наших друзей полукругом. Один из незнакомцев уже расправил плечи и выпятил грудь. Стало ясно, что назревает ссора. Между компаниями возникли какие-то разногласия. Мы поспешили, чтобы присоединиться к друзьям. Когда мы подошли, один из молодых людей уже держал в руке то ли нож, то ли дубину. Мой спутник бросился бежать. Фергюсон и Арнотт решили последовать его примеру, но не успели. Драчуны стремительно напали на них и повалили на землю. На моих друзей обрушился град тяжелых ударов и пинков. Я бросился на помощь, но в последний момент увидел рядом с собой одного из нападавших, который замахнулся на меня каким-то зажатым в руке предметом.

Единственное, что я ощутил, — это сильный удар в голову, сбивший меня с ног. Я повалился на землю рядом с остальными. Возможно, мой противник воспользовался ножом, отбитым бутылочным горлышком или каким-то иным оружием. Мне казалось, что я с головы до ног залит кровью. Я чувствовал во рту ее противный металлический привкус, из чего заключил, что это моя кровь. Кровь была у меня на руках, на одежде, она покрыла землю, на которую я упал. Если бандиты и продолжали меня бить, я этого не замечал. Мой рот был так полон жидкостью, что я боялся захлебнуться. Я попытался сесть, упершись рукой в булыжник мостовой, и тряхнул головой, стараясь выплюнуть кровь. Когда я сделал это, до меня дошло, что моя правая щека отвалилась от головы, как ломоть запеченного на кости мяса. Удар пришелся в скулу и оставил на лице горизонтальный разрез длиной несколько дюймов. Лоскут плоти отвалился в сторону, повиснув на коже и обнажив кости челюсти.