Эндрю Круми - Мистер Ми

— Это имеет какое-нибудь отношение к истории о чашах? — спросил Тиссо, который, очевидно, не очень внимательно слушал мое объяснение.

— Тот случай можно охарактеризовать не более как «воздействие», — сказал я. — Так вот, заключенный заперт и ничего не видит, когда делает свой выбор. Согласно моей теории, пока дверь камеры не откроют, мы не можем сказать, жив он или умер; он находится в состоянии совмещения этих понятий, в некоей полужизни, которая не принадлежит ни этому миру, ни потустороннему.

Дни шли, и Тиссо все больше поглощали его семейные проблемы. Я оттачивал философию, согласно которой чистая информация является основным ингредиентом всего сущего. «Как быстрее всего передать информацию?» — спросил я Тиссо, но он писал письмо и ничего мне не ответил. Я решил, что быстрее всего распространить весть на большие расстояния можно при помощи лошадей; мрачный вид моего молчаливого помощника навел меня на мысль, что для двух людей, которые общаются только при помощи писем, время, по-видимому, может идти с разной скоростью. К этому времени Тиссо и его жена обменивались злыми записками по нескольку раз за утро; я вспомнил историю человека, которого выслали из страны за соблазнение принцессы и который каждый день писал ей нежные письма, но они приходили все позже по мере того, как он уезжал все дальше. В конце концов, с точки зрения принцессы, которой приходилось все дольше и дольше ждать следующего письма, получалось, что дни для него становились все длиннее. Его жизнь замедлялась под тяжестью мучительной ссылки, и его последнее письмо обещало, что скоро последует следующее, но этого не произошло. Ход времени для него, с точки зрения его возлюбленной, остановился, когда он добрался до дальней северной границы их королевства, откуда письма шли невероятно долго. Я попытался объяснить Тиссо свою теорию, что совпадение во времени и само время надо рассматривать как относительные понятия, определяемые скоростью бега лошадей. Тут нас прервал стук в дверь — мальчик-посыльный принес еще одну тираду мадам Тиссо, написанную буквально за несколько минут до этого. В ней она выражала готовность забыть их распри, если Тиссо порвет со мной и перестанет нести чушь о больной лодыжке и придираться к еде, приготовленной ее матерью. Я очень доволен, что Тиссо решил остаться еще на некоторое время под моей крышей; но меня огорчает, что это принесло ему так мало пользы.

Его непонимание моей теории обнаружилось через несколько дней, когда перед родами сестры он заплатил за то, чтобы к ней в комнату привели девочку, считая, что это удвоит вероятность рождения у сестры мальчика. Однако у моего помощника появилась племянница. Мне ничего не стоило объяснить, в чем заключалась ошибочность его рассуждений. Тиссо просто неправильно понял моЯ замечательный «парадокс близнецов», который утверждает, что если мальчик говорит, что он один из двойни, то вероятность того, что у него не брат, а сестра, равна не одной второй, а двум третям. Я окончательно убедился, что Тиссо не понимает сути моего учения, когда, раздраженный его постоянной мрачностью и тем, что он почти все время сидел за моим письменным столом, сказал ему:

— На следующей неделе я приведу сюда твою жену, чтобы вы поговорили лицом к лицу и разобрались в своих разногласиях. Я знаю, что ты не хочешь ее видеть, поэтому я не скажу тебе, когда именно она появится, но можешь быть уверен, что это произойдет в течение ближайшей недели.

Тиссо понимал, что я не приведу его жену в пятницу, потому что в этом случае он к вечеру четверга будет знать о ее предстоящем визите и сможет уйти из дома. Но точно так же я не смогу привести ее и в четверг, поскольку он к вечеру среды сообразит, что она явится завтра. Подобным же образом Тиссо исключил все остальные дни недели и решил, что его жена не придет никогда; но когда в четверг он пошел открывать дверь на стук, он увидел на пороге не только ее, но и ее мать; женщины надавали ему пощечин, а я скрылся в другой комнате, считая, что человек, так мало понимающий в логике, заслуживает трепки.

Я продолжал свои исследования безо всякой помощи со стороны Тиссо, который теперь расположился за моим письменным столом, сочиняя жалобы на свою тещу в суд. К этому времени я уже был полностью убежден, что моя новая теория вызовет такой же фурор в научных кругах, какой вызвала теория Коперника. Я решил сообщить о ней господину Д'Аламберу, считая, что он сможет оценить ее по достоинству; но я не собираюсь здесь описывать отповедь, которую от него получил, а только замечу, что именно она заставила меня искать поддержку среди многочисленных авторов, включенных в эту «Энциклопедию».