В машине Катриона все время молчала, а потом начала плакать и говорить о Юене, или Гери, или как там его зовут; я же думал об альтернативной философии Вселенной, которую надеялся отыскать, но которая оказалась мыльным пузырем. И тоже впал в уныние. Но потом вспомнил пожелтевшие страницы «Эпистемологии и неразумности», с которых все и началось. Наверняка эта книга вышла гораздо раньше, чем Джон затеял свои розыгрыши, так что у меня еще оставалась какая-то надежда докопаться до истины. Я понял, что мои поиски «Энциклопедии» Розье не только не закончены, но едва начались. Просто меня отвлекли от них не имеющие к ним никакого отношения «сайты», поисковые программы и семинары в спальне. И напрасно я пренебрег библиотеками и магазинами антикварной книги — от них могло бы быть гораздо больше проку.
Когда мы вернулись домой, Катриона устроилась в гостиной за чашкой чая, которая ей так необходима в минуты неподвижности. И вскоре объявила, что больше не будет ко мне приходить. Я пришел в ужас:
— Как же я без вас буду обходиться?
Она ласково улыбнулась; такого выражения я никогда раньше у нее не видел.
— Я найду вам другую домоправительницу. Обязательно. Буду проглядывать все объявления в газетных киосках, следить за предложениями домашних услуг в газетах и найду вам гораздо более подходящую женщину, чем я.
Я сказал, что это будет непросто, и обещал заплатить по ставкам агентств по найму.
— Не надо, — сказала Катриона. — Я не возьму ваших денег.
Она полезла в карман, вынула те сто пятьдесят фунтов, что я ей дал за поездку, и протянула мне.
— Хорошо — вы ведь так и не поехали на поезде, — согласился я, принимая деньги. — Но вам надо достать сезонный билет. Студентке, изучающей науку жизни, наверняка полагается такой билет.
— Вы странный человек, мистер Ми, — сказала Катриона. — Как вы ухитрились прожить такую долгую жизнь и сохранить такую наивность? Разве ваши родители ничему вас не учили?
— Я не знал своих родителей, — объяснил я и рассказал Катрионе, что вырос в месте, чей запах иногда мне вспоминается, когда миссис Б. чистит туалет. Это было большое здание из почерневшего песчаника, где жило так много детей, что мне никогда не удавалось остаться одному. Мой дорогой умерший друг, которому я до недавнего времени писал письма, воспитывался в том же заведении, и ему не надо было все это объяснять; поэтому-то я до сих пор ни разу не запечатлел на бумаге эти маловажные биографические подробности.
— Вы в самом деле не знали родителей? — спросила Катриона, снова прибегая к своей очаровательной тавтологии. — Как это грустно, — как и следовало ожидать, добавила она. — А кто поместил вас в приют?
Но если бы я начал рассказывать бедняжке историю своей жизни, на это письмо потребовалось бы уйма бумаги и столько марок, что они не уместились бы на конверте. И я сказал Катрионе, чтобы она была умницей и шла к себе домой, а оттуда позвонила бы Гери, или Юену, или как там его зовут, и попробовала бы на досуге трезво разобраться в своих чувствах. Она поцеловала меня в щеку, сказала «Спасибо» с какой-то непривычной серьезностью, я проводил ее до двери и пожелал удачи. С тех пор я ее не видел.
Ну что ж, сказал я себе, похоже на то, что я вернулся на «базовые позиции», как сказал бы доктор Кул, но минут через сорок в дверь позвонили, и я решил, что или Катриона что-нибудь забыла, или она с поразительной быстротой нашла мне новую домоправительницу. Я открыл дверь и увидел двух полисменов. На мой вопрос, не ошиблись ли они адресом, они сказали, что нет, не ошиблись, показали мне документ в пластмассовом чехле и объявили, что пришли за моим компьютером.
— Вы от Диксонза? — спросил я. Я всегда считал, что люди в форме, которых я видел в этом превосходном магазине, — охранники, но оказалось, что они могут быть и обслуживающими компьютеры механиками, как эти двое, по-видимому, пришедшие выполнить условия того странного и загадочного договора, который называется «расширенная гарантия» и который Али заставил меня подписать, взяв с меня за это всего сто фунтов.
— У нас есть основания полагать, что ваш компьютер содержит материалы, запрещенные «Актом о непристойных изданиях», и мы принесли ордер на его изъятие. Должен вас предупредить, что вы не обязаны ничего говорить и что все ваши слова будут записаны и могут быть использованы в суде как свидетельства вашей вины.
Один из механиков объяснял мне, что означают эти термины и условия, о которых мне ничего не говорили ни этот чертов мальчишка Али, ни даже миссис Дж. Кемпбелл; другой же пошел наверх ко мне в кабинет, и оттуда вскоре донеслись звуки, из которых я понял, что он отключил компьютер.
Читать дальше