— А кто ж они были кого ты задержал? — поинтересовалась Катя.
— С тюрьмы сбежали. Уголовники. Все как один рецидивисты. Убивцы! Они похлеще крутых. Говорили менты, будто те словленные, не по локоть, по горло в крови.
— А говорил, что крутых поймали.
— Всех словили. Накрыли разом, целую кучу. И зэков, и крутых. Теперь им всем крышка. Весь город на ушах стоял, по радио про беглецов сказали, я не слышал. Зато припутать помог, даже в герои выбился с перепугу.
— А от меня нынче последняя квартирантка уехала. Насовсем. Одна жить буду. Хоть ты почаще приходи. Не то вовсе разучусь по-человечьи разговаривать.
— Кать! Ты чего базаришь? Какой раз клянешься, что завязала с квартирантками, а через неделю опять берешь блядей. Они к тебе как мухи на говно летят.
— Не бреши! Нормальные девки у меня жили. Ну что поделаю с собой, всех я жалею. Придут, расплачутся и снова уговорят. Душа моя мягкая, а сердце доброе.
— Это ты про себя? Не иначе как бухнула. Разве у тебя душа мягкая? Катька! Да при чем тут твоя душа вместе с серицей? Тебя жадность одолела вконец. За копейку удавишься. Свой сын с дома сбежал, потому что не захотел дышать рядом с шалавами. Наверно в чужом углу, а ты опять притон сколотишь. Зато от них «бабки». А свой сын…
— Чего зашелся? Мой сын у своего отца. Нашел себе сушеное чмо и кувыркается с нею у Хасана. Отца в четыре руки доют. Я им не дала разгуляться. А что деньги не дала транжирить, так и мне они легко не даются. Пускай приучаются жить на свои…
— Не станут дети жить по-нашему. Теперешние, не свычные урезать себя ни в чем. Им дай все и враз. Оне хочь твои, иль мои, одинаковые. Как ни собирай копейки, оне в ихних руках не держатся. И ты на своих не скворчи. Ить все в конце концов им достанется. С собой в гроб не заберешь. Потому говорю, сколь ни старайся, за зря мучаешься. Та ж невестка все сгребет. А тебе от твоих квартиранток единая морока. Давай сбирайся ко мне! Станем вдвух куковать. Свою фатеру отдай детям. Нехай сами тут бесятся. А дом Аслану отойдет. Ему тоже свой угол нужон.
— Он уже в селе прикипелся. Вот кто жадным стал. Прикатил в город, как Хасан бренчал, даже куска мяса не привез. И это сын! Уже третью зиму отару держит, а ни мне, ни отцу ни копейки не дал. Хотя шерсть продавал удачно, сам хвалился. Сыр сдает бочками. Мяса хоть задавись. Но не про нашу честь. Все на счет тащит, до копейки. Никому не раскололся сколько накопил.
— Верно бабу заимел там? — прищурился Захарий.
— Сам молчит. Мишка проговорился, что приклеился Аслан к вдове. У ней двое пацанов. Уже большенькие. Отару помогают пасти. По-хорошему бы, свои дети такими б были.
— А баба путняя? — спросил человек.
— Не знаю ее, не видела. Сам Аслан молчит про нее, хотя Хасан спрашивал, как промеж собой ладят? Отвернулся, будто не услышал. Все равно сознаться придется. Хасан сам хочет поехать глянуть на эту новую родню.
— Ну, а сам Аслан зовет?
— Не-е! Скрытным стал.
— Своего ребенка у него не появилось?
— Молчит покуда. Все про отару, про горы бубнил. Тяжко ему там. Но бросать овец и не думает. Привык уже, втянулся, сам знаешь, дело хоть и трудное, а стоящее, прибыльное. Рассказал, что хорошую кошару сделал на зиму для овец. Теперь вот еще одну сделает. Приплод получил большой. Хотя много старых овец сдал на мясо перекупщикам. А еще собак развел. Они отару, да и самого Аслана от волков стерегут. Когда в город едет, собаки и мальчишки за овцами смотрят, — рассказывала Катя.
— А на чем он в город добирается? С Мишкой приезжает?
— Да что ты? Свои колеса имеет! Уже ни одну, две машины купил, УАЗик и «Волгу». В любую погоду мотается, где хочет. На первом году обзавелся своим транспортом. Поначалу он нас извел. Задергал Хасана, меня, все «бабки» с нас выколачивал. Ну мы думали, что на пропой. А он «козла» купил. И вскоре перестал нас «доить» Не просит ничего. О себе ни звука. Но отец видел, что покупал Аслан домой. Детскую одежду, кое-что жене, и, конечно, харчи. По списку, это, понятно его баба составила. Хасан подметил, что уж очень старательно все покупал. Проверил, чтоб сахар не лежалый в мешке, чтоб в муке комков не было и масло не пожелтело. Крупу раскрыл, глянул, много ли сора. Два мешка забраковал. Сандали для мальчишек, будто для себя выбирал. Проверил, прошиты они или проклеены. Какая у них подошва, удобны ли они будут в горах, рубашки купил байковые, теплые. А вот носки не глянул, значит дома сами вяжут. Понятно, что для чужих так не стараются, — усмехалась баба.
Читать дальше